– Хотя в наши дни немудрено сразу же представить самое худшее, – продолжал Бирюлев. – Но нет. Увы, я ничего не знаю о похищениях детей.
– О похищениях? Почему вы так сказали?
Такая мысль бывшего сыщика посещала, но не казалась правдоподобной: взять с него давно нечего. Однако сейчас он насторожился. А что, если какая-то из десятков шаек «работала» наудачу?
– Разве вы сами выразились иначе? – удивился газетчик. – Однако неважно. Моя племянница похищена – сначала я решил, что вы здесь из-за нее.
Странное ощущение. История повторялась.
Они уже оказывались в схожих обстоятельствах, и теперь поменялись ролями.
– Как же это случилось?
Газетчик прижал ладонь ко лбу, затем принялся растирать его.
– Просто ужасно, Червинский. Мы ехали на деревенскую ярмарку под Преображенским. По дороге на нас напали разбойники. На моих глазах застрелили возничего и компаньонку, а также и лошадей. Меня избили, как видите, и ограбили, а племянницу увезли в лес. Свиридов считает, за нее потребуют выкуп.
Но сам Бирюлев выжил. Вероятно, оттого, что струсил – и под шумок где-то спрятался. Впрочем, осуждать кого-то за малодушие Червинский не стал бы.
– Сочувствую. И в самом деле страшно.
Газетчик снова разлил ликер и внимательно посмотрел на гостя.
Неужели он думает, что…?
– Возможно, в связи с тем, что я… Вы предположили, будто я что-то знаю? Увы, это совсем не так, – сыщик принялся хлопать себя по карманам в поисках папирос. Бирюлев предложил свои.
Выпили, закурили. Повисла пауза.
– Сколько же лет юной барышне? Гимназистка?
– Девятнадцать, – самому газетчику не было и тридцати. – Не глядите на меня так: она дочь старшего брата Ирины.
– Вот как… Нехорошо для нее.
– Нужно надеяться на лучшее, – сухо заметил собеседник. – Я попробую разузнать о пропавших детях.
– Простите, Бирюлев. Вряд ли я смогу быть полезен в ответ, – ликер на голодный желудок дал о себе знать, и Червинский сказал совсем не то, что хотел бы.
Газетчик недоверчиво прищурился, но развивать тему не стал.
– Как я смогу с вами связаться?
– У меня нет карточки. Могу только продиктовать адрес. Или, что лучше, скажите, когда я могу вам позвонить.
– Не стоит. Я навещу вас, если вдруг что-то выясню.
Не нужно позволять рождаться надеждам: это обычная формальность, за которой кроется вежливый отказ.
Впрочем, Бирюлев хотя бы выслушал, не выставив за дверь.
***
С «Лизой» что-то было неладно. Она и раньше тормозила дерьмово, но тут еще и дергалась. Красивая, но капризнее любой кобылы.
Только выехали наверх, как ее вдруг потянуло в сторону – чуть не влетели в дом. Сухарь разверещался.
Это только Легкий соловьем разливался: «легко и удобно». Да вот только отчего-то сам не ездил. Предпочитал, чтоб его возили.
Днем Алекса ждали в лесном трактире. Конечно, деньги могли привести и люди. Им даже за радость – в овраг смотаться. Но нужно самому смотреть, что у них там.
Лесные щипали тех, кто по южной дороге хотел в город въехать. Туда же и почти все новые стекались. Кто-то – из своих: год назад вернулись. Кто позже прибился. Часть – после амнистии: царек в честь какой-то даты выпустил мелочь. Пока решали, куда им теперь деться – успевали услышать о лагере. В общем, набежало немало.
Чаще всего с ними околачивался Медведь. «Медведь из леса» – он аж корчился: нравилось, как звучало. Если уходил в город развеяться, оставлял вместо себя Зуба – беглеца с каторги.
С виду хлопот никаких. Хотя кто знает, чем они занимались втихую и сколько передавали, а сколько себе оставляли? Надо проверить как-нибудь. Послать кого-то, чтобы послушал. Только – кого? Да и как бы не сговорились там.
Двинули в лес. Поворот резкий и грязища. Пока Алекс крутил тяжелое деревянное колесо – повозка заглохла. Кое-как завели. Поехали, разогнались.
– А когда выкуп просить будешь? – спросил Сухарь. Рыжий, но кучерявый, как эфиоп. Он все пытался прикурить папиросу, но ветер тушил спички. Заложил за ухо.
Надо бы поднять крышу – дождь, все намокнет. Но только в дороге это сделать не выйдет. А снова заводить – ну нет, пусть уж лучше так.
– Пусть недельку помаются.
– И сколько?
– Начнем с десятки.
– Да ты что! За тех-то катеринку просили – и то платить не стали. А тут...
– Ну, так то – они, а тут – целая царевна.
– Уж не такая и целая...
Загоготали.
– Обратно к ночи надо вернуться. Сразу назад поедем.
– Ну да. А то от нее вообще ничего не останется. Эх. Они-то сейчас в тепле… Ясно, что никто в лес не хотел, – вздохнул Сухарь.