Старушонка Дунька – болтали, что ведьма – мать одного из людей, прямо там и жила. Узнать, где ее найти, несложно – деревенские подскажут. Вряд ли легаши ее бы схватили, а если и так – невелика потеря. Для Алекса.
Это письмо – уже второе за сегодня. Все утро Макар провозился с первым. Он в самом деле был наверху, хотя честный ответ и стоил ему хорошего удара в нос. Аж хрустнуло. Как бы опять не сломался. Живого места нет.
И в газету к Бирюлеву он – чистая правда – заглядывал. На обратном пути.
А ходил Макар к булочнику. За сладкими булками. Уж больно Танька упрашивала. Но дело было, надо полагать, вовсе не в булках, а в письме. Он уже уходить собрался, когда она, как будто спохватившись, вдруг вспомнила:
– Макарушка, а не передашь заодно записку?
Повисла на шее – давай целовать. И конверт – настоящий: где только взяла, когда наружу не выходила, а дома отродясь ничего такого не держали? – в ладонь всунула.
Ну, не стал ей отказывать после прошлой ночи.
Конечно, мог просто выбросить письмо по дороге и соврать – но тоже отчего-то не захотел.
– Только не читай, ладно? Это неприлично, – попросила.
Но Макар не удержался, вскрыл заклеенный конверт.
Почерк аккуратный, ровный. Читать легко.
«Уважаемый г-н! Я ваша постоянная покупательница. К сожалению, у меня не удаются столь же прекрасные булки, как Ваши. А живу я далеко от Вашей булочной. Однако по-прежнему хочется отведать Ваших булок. Не могли бы вы передать мне немного с моим другом? Думаю, он и в дальнейшем мог бы покупать Ваши изумительные булки. С уважением, А.»
Что за чушь? Как будто булочнику не все равно, кому продать гребаные булки. Вот же женские шалости. И почему «А»? Она же назвалась Татьяной Васильевной. Может, фамилия? Надо будет спросить.
А казалась смышленой. Лучше бы и не читал – думал бы так и дальше.
Макар наслюнявил надорванный конверт. Как мог, заклеил обратно. Неважно вышло.
Толстый булочник – явно все сам на зуб пробовал – взглянул и на Макара, и на письмо с подозрением. Взял, вышел куда-то за прилавок. В комнаты, должно быть. Или в пекарню. Как там устроено в его лавке?
Вскоре вернулся, держа сверток с булками.
– Но смотри, не вздумай их есть!
Да и не сильно-то хотелось. Макар таскался за ними, рискуя окончательно взбесить Алекса, не для того, чтобы самому сожрать.
Когда домой пришел – это уже после газеты – Танька-обжора прямо прыгать принялась, как дитя. Схватила сверток – и в материну комнату. Ну, а Макар со всех ног к Алексу поспешил – тому, который сейчас равнодушно смотрел на послание Свиридову. Ну, вряд ли бы могло быть иначе – читать так и не научился.
Вернув бумагу, он продолжил молча пить – думал о своем, а Макар тем временем кое-как дописал.
Отдал. Алекс сунул его за пояс и пошел на улицу – разумеется, чтобы поехать в лес. Случалось, конечно, что он менял свои решения – но только в таком случае получалось обычно еще хуже, чем если бы не менял. Так что пока все не так и плохо, как порой бывает.
Чувствовал себя Алекс явно дерьмово – да и не с чего быть иначе. Все же, чуть не убился, когда машину разбил. Но кибитку брать отказался. Якобы, медленно это, а его теперь еще и развезет. Макар всю дорогу только и глядел, как бы с лошади не свалился – но нет, он не свалился, зато сам вот чуть сам не упал.
Хотел рассказать про Танькины причуды – но время точно было самое что ни на есть неподходящее. Сдержался.
Поехали не в лагерь, а в самый лес – туда, где осталась разбитая механическая телега. Штуковина похуже лошади – но Алекс до вчерашнего дня с ней хорошо управлялся.
Возле «Лизы» стояли лесные, Сухарь с перемотанной башкой, рукой на перевязи и в решето изрезанным рылом, Вьюн – тоже из лесных, он вчера приезжал с Алексом, и какой-то дядька – франт с кручеными усами в круглой шляпе. Наподобие Приглядчика, но куда старше.
Поодаль собрали нечто вроде волокуш – очевидно, собирались закатить туда телегу, чтобы оттащить в город.
– Вот, это мастер, – представил Вьюн.
– И что скажешь? – Алекс с трудом сполз на землю. При всех Макар не рискнул ему помогать, но он и сам справился. Это хорошо: иначе бы еще больше бесился.