Да, ничего нового. Но он хотя бы готов протянуть руку помощи!
Не желая возвращаться к обсуждению пропавших денег, Червинский отправился за новостями, на которые не рассчитывал, в полицию.
Перед дежурным стоял проситель.
– Пожалуйста, помогите мне! Помогите, – прижимая потертую шляпу к груди, молил он. – Мой мальчик не пришел домой после уроков…
***
Любопытно взглянуть, как поведет себя Тощий.
– Заночуем в лагере. Уже темно.
Скривился, будто готовый разреветься сосунок.
– Я обещал матери сегодня вернуться. Хворает она.
– Вот как. Забыл что-то, с каких пор. Не с именин?
– А? Ну да. С них.
Лечил, конечно. Но чутье говорило, что его загадка – не в сломанной железной бабе.
Ну, все еще выяснится.
За одну только ночь и утро Алекс узнал, что кое-кто заныкал часть прибыли с лавок. Будет и этим забава – поглядят, как крысятничать.
И снова стрелки – вот что дерьмово. Из городских и так толком стрелять почти никто не умел.
Да и те, что могли, тоже не все годились.
С Колесом Алекс вчера крепко поцапался. Из-за царевны, мать ее. Сильно сердобольный выискался.
Медведь смотрел в лагере, и забирать его оттуда не надо. Иначе и в лесу спокойно не будет.
Стрижу не доверял уже давно.
А те четыре ублюдка – прямо благородные! – что дуэль из-за добычи устроили, все еще валялись по койкам. Как дохлые караси на берегу. Разве что пузыри пускали. Ну, двое так вообще копыта откинули.
В городе остались только сам Алекс, Сухарь, на которого смотреть тошно, да еще двое. И все.
Троих придется забрать из лагеря – но не больше. Не стоит их перемешивать, пока все не выяснится.
Паскуды.
И ведь кто только не отирался возле Лизы.
А может, это и не свои, а Легкого? Пшено, например. Мог и сам – месть за покоцанную рожу. Мог и по указке хозяина.
Но, если его поймать, то у Легкого больше людей не попросишь. И без того не хотелось это делать, но иначе пока никак. Не ждать же, пока свои научатся? Глядя на Тощего, тут даже не на что и надеяться. Если он целился в верхний правый угол, то попадал влево, вообще мимо стены. В дверь. Конечно, он такой один, но и те, кто получше, не сильно далеко ушли.
Ничего сложного, но руки у них росли не из плеч.
А не надо было брать всех подряд.
Но как проверить Легкого?
Приглядчик не держит язык за зубами. Та еще дешевка – и, похоже, в обиде на своего хозяина. Вот она, благодарность. Слишком уж он с ним возился – вот пусть и расплачивается за глупость.
Приглядчик точно пригодится.
Лизу привязали как следует – Алекс проверил – к волокушам, похожим на плот, и медленно потащили в город. Мастеришка – Миллер, кажется – обещал сразу же за ремонт взяться. Его со страху нашел лавочник – тот самый, лавку которого Алекс поджег. От китайского самогона в тот раз прямо помутнение случилось. Решил отчего-то, что это не лавка, за охрану которой от своих же людей он три шкуры с лавочника драл, а гребаный театр. Только тот сгорел еще год назад.
Ну, бывает.
Хмель рассеялся и голова разболелась. В общем-то, Тощий без надобности. Можно бы отправить его в город и остаться в лагере... Но городских точно нельзя оставлять без присмотра. Так что поехали назад.
Кобыла Тощего – старая и покорная – чуяла, что он боится ее больше смерти. По дороге так и норовила то подскочить, то остановиться, то рвануть вперед. Алекс специально отстал, чтобы на них посмотреть.
Подъехали к дому глубокой ночью. Тощий начал вязать лошадь к ограде – не повел в сарай к остальным.
– Что, так прижало? Прямо невмочь к мамке?
Хорошо, если все дело только в потаскухе.
Тощий снял поводья – потащил кобылу в сарай. Она уперлась, как будто на забой вели. Редкое зрелище.
Алекс выстрелил в воздух. Перепугавшись, лошадь взбрыкнула и бросилась в темноту.