– Пожалуй, – вздохнул редактор.
– Сходи, – Легкий достал очередную куклу и всучил Соловью. Тот принялся недоуменно вертеть ее – точно так, как и Бирюлев прежде.
– Да, Приглядчик. Я Червинскому не сообщал – не при толпе же. Нечего будоражить. Но у нас еще один детеныш пропал. Вчера записали. Говорить ему или нет – смотри сам.
– Кто пропал?
– Сын приказчика из галантерейной лавки. Девять лет. Учился в реальном. Вроде как уйти ушел, а вернуться забыл.
– И кому они только сдались? Нищая шелупонь, – осудил Легкий.
– Ну, не скажи. Все же учитель и приказчик...
– Думаешь, кто-то наверху так бестолково работает?
– Да черт их знает. Даже за своих уже как-то не по себе, что ли, – Соловей оказался заботливым родителем.
Прежде, чем ехать в участок, Бирюлев пошел купить папирос. Когда приблизился к мелочной торговке, раскинувшей разношерстные товары на постеленной на землю простыне, ему свистнули.
Оглянувшись, редактор увидел оборванца. Такие, как он уже понял, часто бывали на подхвате у Безымянных.
– Загляни к нам вечерком.
Кивком Бирюлев подтвердил, что услышал, снова укоряя себя за то, что заключил совершенно излишнюю – и сильно мешающую! – сделку.
День сулил стать очень беспокойным.
***
Червинский был совершенно уверен, что не способен на рискованные поступки. Более того, ему не раз приходилось убеждаться в собственной слабости.
Так что для него осталось загадкой – отчего он вдруг, заметив крадущуюся из подворотни фигуру, прыгнул ей на спину. Впрочем, признаться, в тот миг он вообще ни о чем не думал. И не догадывался, в кого собрался стрелять молодой господин в сером плаще. Да что там – Червинский, хоть и часто встречал Одинцова в курильне, не знал, что тот и есть городской голова. Отстраненный, жилистый человек средних лет с интеллигентным лицом. Таких туда приходило немало.
Спасенный горячо благодарил, обхватив обеими ладонями руку Червинского:
– Если бы не вы, на этот раз подонки своего бы добились. Вас послал мне сам господь!
Задержанного пока держали в участке – в кабинете сыщиков. Надо полагать, к нему и у полицейских, и у жандармов имелось куда больше вопросов, чем у зевак к Червинскому – а они так и сыпались.
С утра он успел не только несколько раз повторить историю бывшим коллегам и людям из охранки, но и дать интервью трем газетам.
И только совсем недавно его все покинули, оставив в небольшом служебном помещении сразу за приемной.
Опустошение – и надежда: а если спонтанный поступок даст новый шанс? Вдруг получится хоть немного обелить себя?
Тишина оказалась недолгой – перед Червинским возник очередной репортер, четвертый.
Услышав фамилию собеседника, колко сузил глаза.
– Вы ведь прежде работали в этом участке? Около года назад? И даже …
– Да. Ваш редактор писал обо мне.
Он отважился спросить напрямик, но и другие легко сопоставят имя и историю из прошлого. Так что мечты нелепы: ничего хорошего ждать не приходится.
Надо будет проследить, чтобы свежие газеты не попали на глаза Ольге.
– Вы знали, что на господина Одинцова готовится нападение?
Все задавали один и тот же безумный вопрос.
– Откуда? – Червинский задрал мохнатые брови. – Я просто шел по улице и заметил, как незнакомец достал револьвер. Чистая случайность.
Дверь приоткрылась. Бирюлев. Легок на помине!
– Здравствуйте, Червинский. Добрый день, Петренко. Нападение на господина Одинцова – очень значимое происшествие. Пожалуй, я напишу о нем сам.
Репортер взглянул с обидой.
– Но ведь я взял интервью…
– У берега опрокинулась телега, и, кажется, кого-то задавила насмерть. Ты об этом слышал?