Скулить не стала, молча уставилась. Почище и не опухшая приятнее смотрелась, хоть и рожа разбита. Схуднула порядком.
Пока с ней позабавился – как раз и Зуб подъехал. Когда Алекс вниз спустился, угощался за порезанным столом водкой да пирогами.
– Поздно узнал, что зовешь. Надо бы в лагерь успеть до ночи, – шамкал: зубов почти нет. За то и прозвали.
Обросла бритая башка – шерсть серая, хоть и молод еще, ровесник, наверное. Шкура тоже морщинистая. Глаза водянистые. Крепкий, хоть и худой. Смышленый в меру – работать умел, а на каторгу не уехать ума не хватило. Но ведь сбежал – тоже что-то.
– Спешить тебе некуда. Теперь здесь живешь.
Удивится Медведь, конечно, но что там. Алекс долго думал, что со всем этим делать. Лучшего не нашел.
– А? – быстро заморгал. – То есть как?
– Хочу посмотреть на тебя.
– Ясно… А что мне тут делать? – Зуб принялся тереть нос. Не нравилась затея, и это хорошо. – Я ж с твоими-то из города и не знаком толком. А?
– Как что? Работать. Тощий расскажет. Они за тобой присмотрят.
– Ох же...
– Не рад?
– Ну, в лесу мне лучше... А другие оттуда, наоборот, сюда хотели бы. Ведь вроде все нормально же было, – Зуб тряс головой. Явно крутил в уме – кто и за что ему удружил. – Эх… Куда мне идти-то?
– Да куда хочешь. Наверху почти все комнаты пустые. Если что надо, спроси у девки.
Зуб принялся мять картуз на коленях.
– К царевне загляну?
– Вот ключи, – Алекс отдал связку. – Но, гляди, чтобы с ней тут чего не вышло.
– Ты что! Не подведу я.
Вспомнились сопли на лестнице. Стало забавно.
– Тут у меня прямо бардак: целых две девки сразу. Выбирай.
Зуб малость оживился.
– Я в лес.
Дел там нет – как и здесь. Но подумать можно спокойно. А как Алекс вернется –Тощий пойдет следить за Колесом. Они хорошо ладят – самое то.
Давно пора. Теперь им тут скучно не будет. Всем есть, чем заняться.
***
В городского голову стрелял не булочник. Иначе бы вечером он не смог встречать у лестницы в подвал тех, кто пришел к цирюльнику.
Вот Танька обрадуется, когда узнает.
Зыркнул на Макара, но вспомнил.
– Подстричься? – спросил равнодушно.
Нет, булок снова пожрать хочется. С начинкой.
– Да. Как Ванька… – забыл. Надо было выдумать такое прозвище? И кто это вообще такой? Но Танька велела назвать его на входе.
– Мозгухин? – что-то крутилось в голове, отдельно напоминая «мозг» и «лягуху». Или, может, муху.
Даже к Алексу попасть мог любой, без всякой такой ерунды. Вот только зачем – уже другой вопрос.
– То есть, вы как актер Иван Мозжухин причесочку желаете? – уточнил булочник. – Тогда проходите вниз. Третий цирюльник нынче там работает.
Макар как спустился, скрючившись в три погибели, так и не разгибался. Низкий подвал – во весь рост не выпрямиться. На потолке болталась электрическая лампочка. Конечно: со свечами, поди, все бы начисто задохнулись.
На бочках и стульях вдоль стены слепились человек двенадцать.
– Здравствуй, новый товарищ! – пылко приветствовал молодой и волосатый, в очочках. Чем-то напомнил Таньку, хотя внешней схожести никакой.
Макар кивнул в ответ.
Зачем он здесь – самому неясно. Ладно бы, со скуки маялся – так нет же, дела хватало в избытке. Но вот, дал себя убедить и «сходить поглядеть».
Свободных бочек больше не нашлось – сел на корточки. Ну, хоть шею можно расслабить.
Все тихо шушукались, никто не говорил в голос. Разглядывая их, Макар заприметил штуки три волосатиков, парочку обычных городских бездельников, а все остальные по виду были работягами.
Чего ждали – неясно. Макар ко времени пришел. Не собрались же, чтобы просто сидеть. Закурил. В бок толкнули – думал, хотят отругать за папиросу в духотище да тесноте, но нет – сунули листовку. Взглянул на нее, разобрал пару слов «Прочитай и передай другому». Дальше не стал. Буквы больно мелкие, да и скучно.
Тем более, что и один из волосатых как раз речь толкать начал.
– Мы собрались здесь обсудить события в городе, и потому отрадно видеть примкнувших новых верных товарищей, – угодливо лыбясь, он глядел на Макара.
Ясно же: хотели свои проделки над головой пообсуждать, но теперь из-за чужого не судьба.
– Товарищи, каждый день мы наблюдаем, как наш город все больше и больше становится непригоден для жизни простым рабочим и труженикам. Купцы поднимают цены, промышленник Свиридов, монополист, создал немыслимые условия и отказывается идти на уступки. Работать на его заводе просто невыносимо – однако, вслед за ним, повторяют и владельцы мануфактур… Доколе же мы будем терпеть обращение с нами, как с тягловым скотом?!