– Девочка и девочка. Маленькая, худая. С косичкой.
Не особо наглядно. Но как бы он сам описал Лизу или ее подруг?
– Вы не обратили внимание, куда она пошла?
Чиновник отчего-то отвел глаза.
– Да. Заметил. Она ушла, и вскоре я тоже прошел через сквер. Моцион у меня такой. Доктор прописал – долго гулять на воздухе. Вот, и на улице я снова ее встретил. Там огромная лужа у мостовой, – он показал руками. – Девочка долго в нее глядела. А я сел на лавку, стал читать газету.
Он что, следил за этим ребенком?
– Потом смотрю – едет черный автомобиль. Новый, блестящий – загляденье. Любопытно стало, газету отложил. Как раз возле лужи остановились. Что-то спросили – видимо, дорогу узнавали. Девочка принялась объяснять. А потом, похоже, попросили показать. Сзади дверца открылась, девочка села и они уехали. И все. Больше мне ничего не известно.
– Кто был внутри?
– Я не видел. Глазами слаб.
Ровным счетом ничего. Кто-то попросил какую-то сироту показать дорогу.
Но чиновник все равно заслужил благодарности за отзывчивость.
***
– Вставай!
Вчера Алекса весь день не было, но теперь он здесь.
Макар едва разлепил набрякшие веки – и снова закрыл. Все же здорово Сухарь напоил. Невесть с чего решил вдруг дружком закадычным заделаться – да как примется наливать. Только глотать успевай. А пьяного-то каждого в разговоры тянет. Стал Сухарь всю свою жизнь рассказывать – как у него там что было. Ну, и Макар тоже в воспоминания пустился.
Душевно посидели. Только больно уж много водки.
– Тощий!
– Да, сейчас, – буркнул Макар.
В ответ Алекс ловко схватил за шкирку и усадил.
От него тянуло лесом – но не в том смысле, что воздухом да свежестью. Костром, землей и деревьями – вот чем.
С похмелья обоняние усилилось – затошнило. Но и Алексу тоже в комнате не особо нравилось.
– Фу, вонища! – он распахнул окно, заклеенное изнутри черной тряпкой.
Внутрь тут же вломился яркий свет, и Макар расплакался. То есть, конечно, не всерьез – но слезы сами собой так и хлынули. Прикрылся ладонью.
Алекс сел на соседнюю пустую кровать – ночью там был Сухарь, но, видно, куда-то уполз – и закурил едкую папиросу. Затошнило сильнее. Другой рукой Макар зажал рот.
– Хорошо убрался, – одобрил Алекс. – Ну, ты блюй, чего там. Не в гостях.
– Не, я не.
– Что тут нового?
– Ээ…
– Есть что с выкупом?
– Нет.
– Тянут, паскуды, – он щелчком сбросил пепел на пол. – Надо взбодрить.
Привычный жест вдруг неожиданно навел на мысль про Таньку. Странно – та даже не курила. Но вот домой Макар вчера не пришел. Она-то не жена, конечно. Да и вообще никто. Но отчего-то как-то не по себе.
А Танька все с затеей одной приставала. Он ей сразу сказал – дурная. Но не убедил, кажется. А вдруг и сам неправ?
Надо бы спросить Алекса – но на больную голову соображать плоховато.
Тот о чем-то своем размышлял. Но, похоже, с утра еще недостаточно разозлился. Эх, была – не была.
– Алекс, что думаешь про рабочих? – пересохший язык едва ворочался. Вот бы рассола сейчас – и еще вздремнуть часов так шесть.
– Косорукие бестолочи. До черта их прибегает, а толку нет.
– Да я не о том… – а о чем? Сам толком не понимал. – Вот, например, платят им мало. Работать, как мы, говоришь, не могут.
– И что?
– Да. Но они ведь тоже хотят… жизни хорошей.
Алекс расхохотался.
– А тебе что за забота? За кого-то просить хотел? Не, я больше их не беру.
Разговор зашел совсем не туда.
– Они же у Свиридова все на заводе. А если в его правление заглянуть… Так, чтобы как с дорогой ловко вышло, да? А?
– Совсем долбанулся. Знаешь, сколько там псов? Мы все сдохнем. А даже если и не все – все равно ни черта не получим.
Вот примерно так Макар и Таньке ответил.
Алекс задумчиво чесал лоб.