Бирюлеву слишком нездоровилось, чтобы переодеваться. Накинув пальто, он вышел из дома и направился к автомобилю.
Холодную ночь сменило солнечное утро, пропитанное запахом осени. Нечищеные дорожки утонули в желтых пожухших листьях. Больше некому их убирать: погибший кучер раньше помогал и во дворе. Отчего Ирина до сих пор не наняла нового? Надо будет заняться самому.
Дороги в этот час почти пустынны: товары на рынок уже привезли, а возвращаться обратно – рано. По служебным делам, как в дни присутствия, никто не спешил. Почти весь город спал.
Бирюлев быстро добрался до правления тестя. Оно примостилось рядом с заводом – длинным двухэтажным прямоугольником, глядящим на мир черными оконцами-дырками.
По воскресным дням он останавливался, не работало и правление. Очевидно, Свиридов пришел в одиночестве разобрать бумаги и заодно поговорить с мужем дочери тет-а-тет.
Прежде Бирюлеву не доводилось бывать внутри.
– Я зять Аркадия Павловича, – сообщил он на проходной, огороженной раздвижными щитами.
Но на слово ему не поверили. Волосатый швейцар, похожий на трубочиста, взглянул с подозрением и позвонил своему хозяину:
– Господин Свиридов, здесь к вам пришли… Родственником называются. Зятем. Угу.
Повесив трубку на рычаг, привратник провел редактора на второй этаж и оставил у порога просторного светлого кабинета.
Здесь не ценили излишеств. Простой формы мягкая мебель. Ряд шкафов-близнецов. Никаких украшений – статуэток или картин, столь любимых Легким. Исключительно рабочая обстановка.
Свиридов, в самом деле, просматривал бумаги.
– Садись, Георгий, – велел он, и, дождавшись, когда указание исполнится, сразу перешел к делу. – В следующем выпуске твоей газеты нужно опубликовать послание к негодяям. Они должны предоставить доказательства, что Сонечка жива.
Бирюлев мысленно схватился за голову.
– Неужели вы полагаете, что… – попытался оттянуть неизбежное согласие.
– Я не знаю. Верю в лучшее, – Свиридов вытянул руки и переплел жилистые пальцы. – Но хочу подтверждения, что не ошибаюсь.
– На какое же свидетельство вы рассчитываете?
– Пусть своей рукой напишет нам письмо. А негодяи – перешлют его в газету. Соня – девочка умная, – голос тестя на миг утратил жесткость. – Может, догадается по-французски написать, или иным способом их выдать. Либо они сами это сделают, доставляя послание.
– Понятно, – задумчиво протянул Бирюлев, пытаясь понять, как теперь поступить.
Свиридов истолковал реплику иначе.
– Да, мои сомнения выглядят чудовищно. Но я все-таки надеюсь выйти на мерзавцев, не причинив вреда ни девочке, ни заводу. Тут ведь очень беспокойно. Буквально на днях я слышал, что опять готовится какая-то новая каверза... – он тер лоб и говорил, словно сам с собой, но потом поднял голову и посмотрел зятю прямо в глаза. – Скажу, как есть: если рабочие узнают, что я заплатил выкуп, то у завода, а значит, и всего города, будут большие неприятности. Я не могу так рисковать. Я не имею права выбрать личное. Не знаю, сможешь ли ты понять.
Свиридов приехал в город будучи совсем молодым – младше Бирюлева. Никому неизвестный, он все здесь начал с нуля. Завод, нынешнее положение в обществе, состояние – только его заслуга. Чугунный человек, несгибаемый. Но стоило приглядеться, и становилось ясно: стальная маска дала трещины. Старик изо всех сил старался держать лицо, но он был разбит.
– Я утешаюсь тем, что у них должен быть огромный интерес не причинять вреда Сонечке, – безжизненно сказал заводовладелец.
– Я тоже так думаю, – Бирюлев встал. – Завтра все будет сделано.
Следовало прямо сейчас посетить логово Безымянных.
Ведь не станет же тесть за ним следить?
Похоже, вечная мнительность оврага, как грипп, перешла и на Бирюлева.
***
Негодяи позарились на деньги дедушки. Вот так. Все совсем просто.
Соня часто плакала – слезы сами собой начинали течь – и сжималась в комок каждый раз, как слышала голоса за дверью в темницу.