– Посмотри-ка, Красная шапочка, на все эти чудные цветочки, – говорил он ей дорогой…
– Да прямо про нашу царевну сказка, а?
Потом, когда уж всех в сон тянуть начало, Алекс поволок царевну к себе. Запер дверь на замок. Да и куда бы она сбежала? В Старом городе даже днем далеко не уйдешь.
***
Третий день из головы не шли благодетели. Ольга радовалась – а Червинского все что-то грызло и глодало.
Он корил себя за нелепые мысли. Эти люди исхитрялись жить и работать в тех кварталах, куда он сам трусливо и шагу не ступит. Червинский впрямь ожидал, что они окажутся благородными? А сам-то он кто?
Но взгляд купца Безымянного… Бывший сыщик поклялся бы, что его прошлое не лишено темных пятен.
И, главное, был его разбитый черный автомобиль.
Стоило просто забыть об этом. Городской голова не оказался бы на короткой ноге с теми, кто того недостоин.
Червинский собрался нанести визит Приглядчику – поблагодарить за статью.
– Оля, я навещу Георгия Сергеевича, – бросил он, выходя.
А заодно и дантиста.
Остановился у почтового ящика, вытащил почту. Письмо от кузины Ольги, рекламный буклет… Конверт без обратного адреса. Вскрыл.
Написано явно на ходу, с ошибками.
«Ваша дочь не одна. Пропало много детей. Только искать их некому – все они были сиротами, без имени».
***
Уже настала ночь, но дома не спали.
Макар в одиночестве хлестал водку. Дашка рыдала на сундуке. Мать всхлипывала в углу. Танька молча лежала на кровати, отвернувшись к стене. Так пока и не выпала возможность обсудить те ее делишки.
Тяжело, когда дом полон баб. Но теперь и пожаловаться некому: Колесо, поди, как увидит Макара – с порога выпрет.
Лихо Алекс их рассорил. Хотя ведь и Колесо же не был прав. Не стоило так делать. Всем хуже вышло.
Мать – ссутуленная, худая, как жердь – вернулась утром, и, застав в доме Таньку, принялась честить, на чем свет стоял. Не забывая на икону креститься, которую с собой притащила. Между делом вбила гвоздь да повесила.
– Не потерплю больше греха! Сколько ж можно? Опять шлюха! Выгони ее. Женись, как люди!
– Как вы смеете? – возражала пунцовая Танька. Но ничего не делала: уходить наверх ей нельзя.
И отчего только мать по монастырям своим не осталась?
– Где твоя сестра?
– У Алекса.
– Да как ты мог такое позволить?! Приведи ее!
– Не смей мне приказывать!
– Приведи свою сестру домой! Ее грехи – твои грехи. Ты должен за ней следить, а ты в блудницы ее отдал!
– Это ты ее воспитала. Твоя вина.
– Негодяй проклятый! Ты мне не сын.
Старая песня.
Макар замахнулся. Танька ойкнула. Мать смотрела жестко, тяжелым взглядом. Ни намека на слезинку.
– Да пошла ты со своими грехами, – он вышел на улицу. Сорвать зло аж свербило.
Отправился к Безымянным, отыскал Дашку на кухне, и, пока все еще спали, чуть не волоком потащил домой.
Они скандалили и дрались всю дорогу, под одобрительные выкрики и смех местных.
– Вот, получай свою дешевку, – Макар швырнул Дашку на пол.
Мать схватилась за голову.
– Что они с тобой сотворили?
– Ничего! – заорала та. – Пусти меня! Мне нужно работать!
– Никуда ты не пойдешь! Здесь будешь, со мной, пока замуж снова не выйдешь!
– Отпусти! Пусти!
Они подрались.
Так весь день и орали да норовили каждая второй в рожу вцепиться. Макар и отойти боялся – как бы не поубивали друг друга.
– Ненавижу вас! Всю жизнь мне разломали!
Танька заткнула уши.
– Закрой свой поганый рот! В монастырь тебя сведу, вот что!
– Да черта с два! Повешусь!
– Ты посмотри на себя! Что этот мерзавец с тобой сотворил?!