Сдуреть можно, что такое.
Про ребенка вспомнили уже ближе к ночи.
– Где Петька? – спросила мать.
– У Алекса. Если надо – ты и иди, – огрызнулся Макар.
Не пошла.
Наконец, по углам расползлись обе змеи. Удушил бы каждую.
Бесили, да и чувствовал себя худо: все время в сортир тянуло, жгло и зудило, да еще и сыпью пуще прежнего закидало. И твердые бляхи на пузе и под мышками вылезли.
В окно постучали. Макар выглянул.
– Эй, Тощий, ты дома, – с чего-то расхохотался пьяный Сухарь. Все в друзья набивался.
– Ну, видишь же, – угрюмо сказал Макар. – Что хотел?
– Да ничего. Мимо иду. Зря ты не появляешься. Алекс точно с тебя шкуру снимет.
– Знаю. Да мать вот…
– Кто там опять?! Выйди на двор, ночь! – заорала она в подтверждение.
– Ну, значит, в гости не зовешь? Ладно, пойду…
Сухарь отошел, закачался. Посеменил прочь.
– Нельзя так жить больше! – запричитала мать.
Точно, нельзя. Нужно со всем этим что-то делать.
10
Простая, безликая дверь манила. Будто шептала: «открой» ... Червинский отвел глаза, чтобы ненароком не поддаться.
Сегодня другие намерения привели его в тоскливый квартал, висящий на самом краю оврага. Уговоры двери никак не должны быть услышаны. Разве что на обратном пути.
Повод, конечно, всегда можно придумать, но утро, и в самом деле, выдалось напряженное.
Началось оно с очередной записки. Ее достала из ящика Ольга. Не удержалась – вскрыла конверт, пока муж спал.
Просмотрев, тут же разбудила Червинского.
– Коленька! Тебя точно взяли. Господь услышал наши молитвы, – губы улыбались, в глазах же стояли слезы.
Записку – написанную витиеватым почерком, но, признаться, не без ошибок – прислал Демидов. Спросонья бывший сыщик не сразу в нее вчитался.
Купец весьма высокопарно заявлял о своем решении нанять Червинского и просил явиться за указаниями в контору господина Одинцова. Ссылаясь на недомогание, Василий Николаевич сетовал, что не сможет лично присутствовать. Однако не сомневался, что у его нового помощника сложностей не возникнет.
Бывший сыщик – а ныне контролер – поспешил исполнить просьбу.
Он прибыл к городскому голове в горячий утренний час. У дома-конторы стояли автомобили и экипажи, сновали посетители – в основном, чиновники да торговый люд. Сосредоточенные, занятые, спешащие. Они даже переговаривались на бегу. Червинский ощутил себя неуместным.
Стоило выкурить папиросу перед тем, как идти в приемную. Без сомнения, очереди придется ждать долго. Нужно было подумать об этом прежде и купить газет, чтобы скрасить часы ожидания.
Отойдя в сторону, Червинский курил и прислушивался к обрывкам разговоров, из которых мало что понимал – речь шла то о строительстве, то о вопросах, что решались в городской управе – когда у кромки мостовой остановился необычный автомобиль.
Овальным кузовом и вытянутой передней частью он походил на жука. В натертом до блеска черном металле, как в зеркале отражалась, причудливо преломляясь, улица. Вспомнив рассказ чиновника, Червинский шагнул к нему. И как раз в этот момент из автомобиля, самостоятельно открыв двери, высыпали пассажиры – сам Одинцов и двое незнакомцев.
Городской голова сразу заметил Червинского – и, не считаясь со статусом, пошел навстречу, протягивая руку, как старому приятелю.
– Николай Петрович Червинский, контролер на новой стройке и мой спаситель, – представил своим спутникам. – Давно ждете? Но пойдемте же внутрь.
Говорил он быстро, не давая вставить и слова. Дружески хлопнул по плечу, указал в сторону дома. Но Червинский продолжал смотреть на механический экипаж.
– Необычный, да? – улыбнулся голова. – «Руссо-балт». Говорят, будущее за ними, а не за Фордом. Полгода назад из Петербурга привезли.
Гудящая приемная напомнила толкучку. На ходу здороваясь с просителями, Одинцов провел Червинского в свой кабинет. Усадил в кресло. Сам же принялся рыскать в ящике стола, и, наконец, достал пухлый конверт.
– Аванс.
Червинский замешкался. Во-первых, совестно принимать плату вперед за то, чего не только никогда в жизни не делал, но и не знал, как приступить. Во-вторых – наниматель-то Демидов…