– Да, я представляю, – бывшему сыщику совсем не хотелось слушать подобные истории.
– Так что некоторые вещи мы доверяли хорошим, ответственным детям. Про них мы знали, что не ввяжутся во что-то, не сбегут. Хотя поначалу я и думала, что ошибалась, и уличные во что-то их втянули. Но ведь не всех же. Не восьмерых!
– Сколько им лет? Как выглядят?
– От семи до десяти. Выглядят... Как выглядят сироты? Бедно. Худенькие. Невысокие. Самая первая девочка необычная: рыженькая, очень яркая… – Репина вдруг опустила глаза. – Понимаете, я всего лишь хочу знать, что происходит с моими воспитанниками. Я ведь за них отвечаю.
Червинский понимал.
– Теперь дети больше не выходят за забор. Их это огорчает: раньше прогулка была наградой за достойное поведение. И если я узнаю, в чем дело, то смогу обезопасить остальных… Да, вы можете возразить – в городе что только не творится, и тут я – со своими сиротами. Но я очень прошу вас помочь... Пропавшие дети – они были хорошими, – повторила Репина.
– Были?
– Не думаю, что ребенок, пропавший полгода назад, до сих пор жив.
Червинский помногу раз за день гнал от себя эту мысль. Но ее озвучивали окружающие – снова и снова.
***
Макар едва ли не на цыпочках крался по сонному логову. Эх, как бы только сестрицу не встретить… Она-то уж точно не спит.
Ничего он не вор. Возьмет на время, а потом вернет. Что тут такого. Алекс бы мог и сам не отказать, если попросить. Но мог, конечно, и отказать. А просить в этот раз точно не надо.
С другой стороны, если прямо сейчас поймает – то за такой грешок накажет уже не просто, как крысу.
Но уж больно Таньке идея понравилась.
Утром мать, наконец, ушла. В церковь наверняка подалась ни свет, ни заря. И Дашка, разумеется, в ту же минуту улизнула. Они с Танькой вдвоем остались, и Макар пересказал то, что раньше говорил Алекс.
– Их много, рабочих ваших. Вот пусть они все соберутся да сами псов и отвлекают.
– Да… Так они и делу помогут, и себе. Нас-то немного… А ты очень умный, – сказала она, немного подумав. Показалось даже, что с восхищением. – Ты теперь сходи к булочнику и ему это повтори. Он посоветует, что дальше.
Макар думал, что речь про вторник, но нет, оказалось, что прямо про сегодня.
Падать на прежнее место в Танькиных глазах не хотелось, так что на сей раз Макар особо не упирался – поспешил наверх. Булочник сперва обозлился, когда его средь бела дня увидел. Но потом все же выслушал, оттащив в засыпанную мукой, точно снегом, подсобку. И тоже одобрил.
– Неплохая мысль. Одно дело на словах поддерживать, а другое – и самим свою волю выказать. Да, об этом мы подумаем. Но прямо сейчас другим надо заняться. Забастовка у Свиридова начинается. Товарищам нужно твердо показать душегубу, что они больше терпеть крепостное право не станут. Вот что. Сходи-ка ты на завод, дождись пересменки, найди во втором цеху Стриженного Николу, и повтори ему то же, что и мне. Он тебя отведет, и ты снова все товарищам скажешь.
– К каким еще товарищам? – Макар на подобное не рассчитывал. Визит к булочнику – и то чересчур.
– К тем, кто сегодня бастовать начинает. Объясни им, что к чему – чтобы знали и не боялись.
– Что объяснять-то, вашу мать? Я тебе про контору говорил, а не про гребаную забастовку, – возмутился Макар.
– Сперва одно, затем другое. Некуда так спешить. Ишь какой прыткий. Но и к лучшему. А скажи им, что если не пойдет Свиридов на уступки – то тогда сами свое возьмут. Идет?
Макар скривился. Отказаться будет как-то странно. Черт с ним, с булочником – но Танька тоже огорчится. Опасные у девки забавы, ну да и ладно. Макар привык. Это все лучше, чем подстилкой быть или по монастырям таскаться.
К тому же, звучало не особо-то сложно. Но все равно стал упрямиться:
– Меня с ними и заметут.
– Вижу, парень ты бывалый. Да и Татьяна Васильевна кого попало к нам бы не привела. Так что нечего тебе бояться. Но осторожность, конечно, не повредит, – все сильнее выкатывал светлые рыбьи глаза булочник. – Эх, жаль, что нет у товарищей оружия. Оно бы для острастки пришлось кстати.
Макар кивнул. Проблемы товарищей ему были без интереса – но вот собственную шкуру бы прикрыть не повредило. Самому оружие вот точно бы не помешало. Да только за дерьмовую работу Алекс отобрал свой старый браунинг, который прежде отдал. И долго смеялся – якобы, на кой он Макару, кроме как в самого себя стрелять. Это если вежливо.