В общем, помня, к чему приводят забастовки, Макар решил не лезть на рожон с пустыми руками.
Оружейная переехала из кладовки, где теперь держали царевну, в маленькую комнату. Она, конечно, закрывалась, но у Макара каких только ключей не было. Да… Прежде Алекс ему доверял – и кто виноват, что теперь все пошло не так?
Думать об этом – не время, так что он просто принялся перебирать ключи. Вот и нужный.
В конце концов, есть у него право что-то одолжить за все оплеухи и сломанный нос? И за то, что с Колесом все так выходило – дерьмовее дерьма. Алекс намеренно устроил – видел, что они хорошо ладят. А ему такое не по душе.
Открываясь, дверь противно заскрипела. Макар поморщился и аж руку закусил от досады. Не дожидаясь, проснется ли кто, скользнул внутрь – и врезался в для того и прибитую по низу доску. Громко и чертовски больно. Знал ведь – но упустил. Потирая растущую на голове шишку, он достал самый маленький ключ и наощупь полез в шкаф. Темно: окна во всем доме заколочены, кроме одного, на первом этаже.
Что-то выудил. Пистолет или револьвер. Стал толкать в карман – уронил, с шумом. Косорукий! Нагнулся поднимать – дверь открылась.
У входа, опираясь на палку, стоял – и лыбился – случайно покалеченный Стриж.
И что ему сказать?
– Вот, почистить хочу.
С утра пораньше, в темноте. Больше занятия не нашлось.
– Да ладно. Я ничего не видел, – неожиданно сказал Стриж. – Но больше так не шуми. Алекс здесь.
Не в силах поверить в столь редкое везение, Макар затолкал оружие обратно, запер ящик, дверь и поспешил поскорее из дома.
Сначала хотел с Танькой соображениями поделиться – но потом плюнул. Чем быстрее с очередным навязанным поручением разделается, тем лучше. Тогда и будет, что рассказать.
Не на кобыле же туда тащиться? Всеобщим посмешищем стать совсем не тянуло. Выбравшись наверх, Макар подманил извозчика – поехал, как барин.
Да только не подумал о том, что тем, кто на заводе не работает, просто так туда не попасть. Стал приставать к рабочим – просил позвать Николку. Те, конечно, шарахались. Выглядел Макар не особо располагающе.
Но Николку кто-то все же кликнул – вышел ведь. В картузе по уши – видно, впрямь стриженный.
– От булочника я, – сообщил Макар.
Ни о каких хитрых словах не спросился – ни о мозгах, ни о мухах, как у цирюльника. Но и так сошло. Кивнув, Николка договорился с кем-то на воротах – провел внутрь. И тут же потащил в затопленный цех. Как пару лет назад залило подземными водами, случайно вытянутыми наружу заводом – так и стоял пустой, хотя его давно откачали.
Там немало народу собралось. Бочка посредине о виселице отчего-то напомнила.
– Говори, – Николка толкнул Макара к бочке.
Ну, дела. А если он жандарм переодетый?
Одни хитрые слова придумывают, чтобы чужих не пускать – а другие в тоже самое время первому встречному поверить готовы.
А если сказать им, шутки ради, чтобы работать шли? Тоже послушают?
Оглядев толпу – он тоже был таким же, все еще не забылось – Макар пытался придумать, что говорить. Он никогда особо языкастым не был – а на публике и подавно. Но все стояли и ждали – странно продолжать молчать.
– Я бывший рабочий. Прежде тут, с вами горбатился, – начал он, по привычке поглаживая колючий затылок. – А уволили меня из-за забастовки.
В толпе стали переглядываться.
– И что с тобой вышло? – спросил кто-то.
– Жизнь моя пропала. С семьей по миру пошел. Даже на улице жил.
Николка прошипел снизу:
– Да ты чего городишь? Без того народ волнуется!
– Это же начало, – ответил Макар. – Потом-то, наоборот, все хорошо стало.
– Как так?
– Да как – встретил я вот товарищей да понял, что за правое дело надо бороться.
– До последней капли крови! – выкрикнул Стриженный, но одобрения не встретил. Никто кровь проливать – особо, свою – не рвался.