В подвале собрались человек восемь, включая булочника и самого голосистого из волосатых. Все – не добрее Макара.
– Все из-за вас! Не послушал бы – не пошел бы по миру, – выкрикнул бывший рабочий. Потный, взъерошенный. У его ног валялся мешок.
– О чем ты, товарищ? Это не мы сделали – все капиталист проклятый, – утешил, подойдя ближе, волосатик.
– Да-да. На слова красивые горазды! Но сам я дурак, что послушал. Была и работа, и крыша над головой.
– Но ведь рабство! Он просто эксплуатировал тебя и других товарищей. Разве такое – жизнь?
– Да что ты понимаешь?! Заткнись лучше! – рабочий вскочил с бочки.
Макар передал письмо Таньки булочнику. Тот вскрыл, принялся читать. По пути буркнул:
– Что слышно?
– Все тоже самое, что и этот, – он указал на расстроенного рабочего.
– Чего ты в меня тыкаешь? – прицепился тот.
– Говорю вот – сколько можно терпеть издевательства?
– А, и ты туда же. Трепло поганое.
– Ничего я не трепло, – оскорбился Макар. – Я вообще сразу сказал: нужно просто взять, что хотели – да и все дела.
– Ты о чем? – спросил другой уволенный.
– А что не ясно-то? Или не по-русски? Ну, смысл в вашей забастовке? – пылко начал – лишь бы собственный гнев заткнуть. – Какого черта упрашивать, если можно просто забрать?
– Да что с вами, товарищи? – громко, театрально, выкрикнул волосатик.
– Посмотри-ка. Татьяна Васильевна тоже о предложении товарища пишет, – булочник передал письмо.
– Да вы с ума сошли, – волосатик округлил глазенки – едва за стекла не полезли. – Бросьте, ради… Бросьте вашу идею. Завод охраняется! Там теперь проклятых надсмотрщиков больше, чем рабочих.
Когда-то Макар такое в точности слышал.
– Так что ты предложил, а, брат? – это бывшие рабочие уже лично к нему обращались.
– А то, что раз терпеть надоело – то и не терпите. Возьмите свое – прямо из конторы.
– Рискованно, – гнусил волосатик.
Но настроение собравшихся уже переменилось с враждебного на любопытное, и булочник ухватился.
– Раз проклятый буржуй с нами так, то мы и в самом деле больше не будем гнуться, – пробасил он, подняв вверх палец. – Мы теперь сами станем диктовать условия. Во-первых, он должен немедленно принять назад уволенных. И все оплатить! Потом – заселить всех обратно в бараки…
Макар махнул рукой с досады. Он говорил совсем не о том.
– И почему он вдруг вас послушает?
– А иначе мы… Займем его правление. И используем ценности рабовладельца для нужд нашего дела. Я ведь правильно тебя понял, товарищ Макар?
– Эх… Почти.
– Если все рабочие в едином порыве...
Все внимательно слушали.
– Так что вы вернете все, что потеряли, и получите то, ради чего боролись. Мы – запомните – лишь отступили, но не проиграли сражение!
– Глупость мы сделаем, – шепнул волосатик. – Ничего не выйдет. Может пролиться кровь!
– Не лезь под руку, – так же вполголоса одернул булочник. – Сказали «а» – теперь черед «б».
Любимый разговор Алекса и Колеса, десятки раз слышанный прежде.
– Сначала мы заставим услышать себя Свиридова, а потом настанет черед Одинцова. Наш город еще очистится!
– И когда же? Жить-то прямо сейчас негде. Да и жрать нечего, – уточнил самый злющий рабочий.
Волосатик с булочником переглянулись.
– Неделя – две. Надо, чтобы Свиридов успокоился и разогнал часть охраны, – ответил толстяк и добавил тихо. – Нужно оружие. Своего слишком мало. Не знаешь, товарищ, где его взять?
Оба посмотрели на Макара.
***
– Поймите, Николай Петрович: для того, чтобы мы взялись за дело, нужно – хоть и грубо звучит – обнаружить труп ребенка. Вы ведь и сами знаете, – Свиридов вернул список. – Пока мы ничем не можем помочь. Вообще ничем. Да вспомните же правила! Ей-богу, будто сами тут не работали…
– И что, ни один из всего списка не подходит под описания тех детей, что вы находили?