– Нет. И я говорил: такие случаи чрезвычайно редки. Я сочувствую вам, но…
От бессилия Червинский растоптал куст пожухшей травы у участка.
Приют был явной зацепкой – но его упорно игнорировали.
А сам Червинский, как выяснялось, не мог ничего. Нащупав след, не имел возможности сделать по нему и шагу!
Вернувшись домой, он не застал Ольгу в гостиной. Принялся искать – невмоготу сейчас быть в одиночестве – и обнаружил в комнате дочерей. Жена раскладывала одежду. На дверце открытого гардероба висела на плечиках ученическая форма. Лизы?
А вдруг дочь просто вернулась, пока он ломал голову над тем, как ее найти?..
– Оля, откуда?..
– Она перевернула на себя чернильницу, – голосом, явно осипшим от недавних рыданий, объяснила жена. – Лизоньку переодели в бедную одежду, а форму прислали нам. Ее недавно вернули из прачечной.
«Бедная девочка-сиротка… села в автомобиль».
Червинский взъерошил волосы.
Черный автомобиль. Такой, как у Бирюлева. У купца Безымянного… У городского головы Одинцова. И бог весть, у скольких еще.
***
В овраге сложно что-то утаить. Бывали исключения – но обычно всплывает все.
Вот Соловей на днях квасил в местном трактире – «Муське» – и на жизнь плакался. Согнали, мол, половину легашей на завод – и он в их число попал. За столом с ним сидели Жернов и Стриж (слишком уж скоро тот заживал, сучонок!) Друг за другом смотрели да других слушали.
В тот же день Алекс и узнал про разгон забастовки на заводе Свиридова.
Понятно, почему старик не платил. Не совсем полный кретин: еще худшего от своих людишек опасался.
С другой стороны, царевна – не тот товар, что может залежаться. Имеет смысл придержать. Возня уляжется – и старик, глядишь, передумает.
Сейчас она свои сказки Немому читала. Тот слушал – подпер щеки кулаками. Или понимал, или просто забавляло.
– Услышала это королева, разгневалась пуще прежнего, затряслась от злости…
Почуяла что Алекс на нее смотрит – дернулась и сбилась. Но глаза не подняла – продолжила:
– Крикнула она: «Не бывать живою этой красавице, хоть бы я сама за то рассталась с жизнью!»
Бывать, еще как бывать. Так или иначе, пользу она принесет.
Но Приглядчик не рассказал о заморочках старого. Молчал и Легкий. А не знать не могли…
Рядом Сухарь ловко мастерил карточный дом. Аж рот открыл. Если выдрать одну карту – то разве только слезу не пустит.
А вот Тощих не видно. Ни девки, ни ее брата. Тот якобы из-за Колеса расстроен, ага.
Голова и булки, да? Тощий слишком тупой – такую историю не придумает.
А любопытно она складывается. Выходит, он и приложил ручонки к тому, чтобы за царевну не заплатили.
Алекс встал. Сухарь отвлекся:
– В лес?
– Что, со мной хочешь?
– Если возьмешь.
– Присмотришь за царевной, – Алекс передал ему поводок.
– Ну, я-то присмотрю, – ухмыльнулся Сухарь.
Если Алекс не ошибся, то Тощий не дома. Он должен продолжать мутить что-то наверху.
Дверь его домишки не поддалась – заперта. На за ней кто-то возился.
– Макарка, это я. Чего средь бела дня двери запер? – приветливо спросил Алекс.
Если бы не помогло – выбил бы гребаную дверь и дело с концом, но она приоткрылась. Кучерявая девка с далеко расставленными глазами. Похожа на рыбину. Она и есть та знаменитая потаскуха?
– Позови Макара.
– А он ушел.
– Уже? Ну да. Наверх же собирался.
Девка кивнула. Глядела прямо и с интересом. Не привыкла бояться.
– Что, хозяйка, даже на порог не пустишь?
Тут, конечно, можно было и возразить. Но девка отошла в сторону, пропустила.
Внутри воняло башмаками. Дерьмово жил Тощий. Алекс почти год у него не был, и лучше точно не стало.
Он прошел в кухню, уселся.
– Угостишь?
Девка принялась шарить по ящикам. Сразу видно – не ее дом. Нашла огурцы да бутылку, поставила на стол.