Он был чиновником, соседом из дома напротив.
Цирюльник, которого посещал Червинский, пару месяцев назад покинул город – после того, как его жену поймали в переулке рабочие.
Люди с завода Свиридова и мануфактур напивались до безумия, а потом дебоширили на улицах – разбивали стекла в домах и витрины в лавках, избивали бродячих торговцев и малолетних газетчиков.
И, конечно, все вокруг крали. Стоило оставить без присмотра даже никчемную старую шляпу – как она тут же ускользала из-под самого носа.
Полицейские участки, исправительные дома и тюремные замки ломились от постояльцев – однако на смену одним негодяям, покинувшим улицы, немедленно приходили другие.
И в этом нет ничего странного: проблема города заключалась не в пешках.
Здесь правили бал тени. Они и разрушили чуть более года назад карьеру сыщика.
Теперь он больше не мог поступить на службу. Никуда. В глазах общества Червинский стал отъявленным негодяем.
Раз – восемь душ на совести.
Два – его поймали за руку на помощи тому, кого обязан был задержать.
Три – полицейские едва не целовали икону, подтверждая, что по приказу Червинского пролилась кровь свидетеля.
Конечно, он пытался оправдаться – как и любой преступник. Да только кто бы ему поверил?
И, хуже всего, так считала и Ольга. Нет, она не устраивала сцен – смирилась и по-христиански терпела. Несла свой крест. Но свет ушел из прежде солнечного дома. Все стало иным. Все сломалось.
Червинский лишь чудом избежал каторги. Пришлось играть по местным правилам – другого выхода не осталось. Он задействовал семейные связи. Старый друг убитого дяди, отставной полковник, дал нужные взятки – на них и ушли деньги с продажи дядиного особняка и почти все собственные сбережения.
А скоро придется продать и этот дом.
Растоптан, разорен. Уничтожен.
Единственное, что немного скрашивало тоску – заведение над оврагом. Там можно ненадолго забыться – и Червинский, стыдясь, платил за такую возможность последними жалкими крохами прежнего достатка.
Бутылка опустела – и с первыми лучами солнца Червинский все-таки задремал.
– Николай Петрович! – крикнула прямо в ухо Нюша.
Червинский дернулся. Встрепенулась и Ольга:
– Нам пора идти.
– Не нужно, Оля. Отдохни еще. Я схожу сам.
Она принялась спорить, но потом махнула рукой, снова свернувшись в кресле. Плечи подергивались. Заплакала.
Отсутствие дома одного ребенка – еще не повод нарушать привычный ход жизни для остальных... Червинский дождался, пока Нюша соберет угрюмую, опухшую от пролитых ночью слез Катю.
– А где Лиза? – беззубо улыбнулась шестилетняя Аля.
– У подруги, – отец чмокнул девочку в лоб.
Катя зашмыгала носом, но спорить не стала.
Передав дочь воспитательнице, бывший сыщик собрался на поиски классной дамы – однако та увидела его первой.
Краснолицая, полная сверх меры.
– Ах, Николай Петрович! Я очень хотела с вами поговорить. Лизонька… Она милый ребенок и смышленый, но ей крайне сложно удерживаться в рамках благоразумия.
Червинский прервал поток:
– Вчера она не вернулась домой. Потрудитесь объяснить, что случилось.
Классная дама потухла.
– Как такое возможно?
– Я задал вам тот же самый вопрос, сударыня.
– Но что я могу сказать? Лизонька нашалила… Я наказала ее – оставила после уроков… Кто бы мог подумать, что…
Послали за директрисой – высокой, худой старой девой, но и та ничего не добавила. Подтвердила рассказ подчиненной и высказала предположение, которое Червинский слышал вчера в домах всех одноклассниц:
– Возможно, она у подруги? Могла побояться идти домой, ведь ее могли отругать повторно…
Впрочем, бывший сыщик и не надеялся, что визит в гимназию принесет плоды.
Увы, но нужно идти в полицию. В свой бывший участок.
В последний раз Червинский переступал его порог год назад. Странное, сложное чувство. Слишком противоречивое, чтобы задумываться над ним сейчас.
Увидев его, городовые зашептались. На приветствие не ответили – отвернулись.
Кто-то и в самом деле верил, что Червинский виновен в смерти напарника и специально направил городовых прямо в ловушку убийцы. А кто-то – тайно служил тем, кто всем заправлял.
Невозможно понять, кто есть кто и кого здесь больше.
Сделав вид, что не замечает неприязни, Червинский подошел к дежурному.
– Власенко! Что, разжаловали тебя? – прежде он никогда не сидел на входе.