Тот молча глядел в пустоту.
– Кто тут теперь за сыщика? Новых, наверное, взяли?
– Свои все. Свиридов и Ушаков. У вас что, дело какое? Или так, поболтать зашли?
– Да, дело. К сыщикам. На месте?
Пропавшие, в отличие от убитых, не были их заботой, однако Червинский хотел для начала обратиться к бывшим коллегам.
– На месте.
Он прошел по знакомому серому коридору. Где-то между горлом и желудком встал непрошеный ком.
Вот и тесный кабинет, вытянутый, как пенал. Стол у окна. Его, Червинского. Да только за ним – Свиридов. Нет, не родственник заводовладельца – просто однофамилец. Курил, живо переговариваясь с напарником. Оба – бывшие городовые.
– И кому только достанется покушение на голову – нам или охранке? Кварталы-то наши.
– Охранке, поди. Дело тут явно политическое.
– Эх… Только вот как бы вместе с ними не пришлось возиться.
– Смотри, не накаркай...
Червинский кашлянул. Замолчали.
Он невысоко приподнял шляпу.
– Добрый день, Николай Петрович, – отозвался Свиридов – первый в участке, кто проявил хотя бы намек на вежливость. – Какими судьбами?
– Я к вам с заявлением.
– Могли с дежурным объясниться, – хмыкнул Ушаков.
– Григорий! – одернул Свиридов.
– Моя дочь пропала. Ей всего десять лет.
Сыщик нахмурил брови.
– Это не к нам, – снова вставил Ушаков.
– Сочувствую. Как же такое вышло?
– Не вернулась с уроков. Вчера. Не ночевала дома. Уже прошли почти сутки.
Червинский рассказал то немногое, что знал. Свиридов принялся записывать.
– Хоть официально – и не наш вопрос, но мы обязательно все проверим. Не переживайте. Найдем.
Прежде он и сам частенько говорил эту фразу – когда не собирался делать ровным счетом ничего.
Червинский внимательно вгляделся в лицо Свиридова.
– Михаил… У тебя вроде есть дети?
– Да. Двое. Два сына. Я очень хорошо понимаю вас, – уверил тот.
– В ваших кварталах в последнее время часто пропадали дети?
Полицейские переглянулись. Свиридов пожал плечами, выпятив губы.
– Нет. Не припомню такого. Разве что зимой нашли тело бездомного мальчишки. Замерз на улице. И все. Подпишите, Николай Петрович. Мы передадим городовым.
Червинский прочитал бумагу. Все было верно. Поставил подпись.
***
Легкий протянул широкую руку.
– Василий Николаевич... Демидов, – черт. Главное, запомнить теперь свою фамилию. Сам же ее и придумал. – Купец.
Миг поколебавшись, представился, ответив на рукопожатие, и пожилой чинушка с длинной, растрепанной седеющей бородой. В пенсне – такому-то нечего стесняться.
– Сиротин Михаил Яковлевич, гласный, директор мужской гимназии.
Визит – чистой воды профанация. Все нужные колеса хорошо смазаны, что и удостоверил вчерашний гость. Вот выборы – другое дело: там снова придется посуетиться. Только разве есть хоть одна дверь, которую не откроет золотой ключ?
А с ним проблем не предвидится. Люди Легкого вернулись ближе к полудню, довольные, как коты. В общий котел вложили немало. В правлении раздобыли почти шестьдесят тысяч. Понятно, что сначала между собой поделили, а из того, что осталось, большая часть ушла Алексу. Но зато и Легкому досталась десятка. За одно утро, не напрягаясь. А ведь еще год назад он за пятерку старался так, что едва пуп не надорвал.
С Безымянными стоило ладить по очень многим причинам, и вылазки, подобные нынешней, тут совсем не на последнем месте.
И никто не мешает на словах осуждать их методы.
Гласный Шевцов – свой человек – принялся перебирать бумаги.
– Как вы видите, Василий Николаевич полностью соответствует цензу. Имеет купеческое свидетельство, а так же годовой доход свыше пяти тысяч рублей, полученный от оборота лавки. Да, и по годам тоже подходит. Родился в 1876.
Чинушка сначала со скучающим видим кивал, но вдруг резко оживился:
– Простите за любопытство – ведь ваша лавка находится в Старом городе? – спросил.
– Верно, – улыбнулся Легкий.
– И каково это, скажите, вести дела в столь... необычных кварталах?
Легкий еще шире раздвинул губы, показав вставной передний зуб.
– Поймите меня правильно, сударь. Я, конечно, беспартийный либерал, но не вижу ничего зазорного в том, чтобы быть ближе к народу. Даже сам царь-батюшка, благослови его господь, не гнушается общением с простым людом. А уж таким, как мы, и совсем не пристало.
Собеседник ухмыльнулся.
– Да, нынче подобные взгляды весьма популярны.
– А вы, стало быть, их не разделяете?
Беседу прервало появление писаря. Он буквально ворвался в просторный, почти пустой зал с криком: