Но отца он не застал в Туркестане. Только спустя много лет получил желанное письмо из Долинки: «Жив, здоров. Приезжай, забери рукопись…» Иван Степанович уже был расконвоирован, когда его взрослый сын с орденами и медалями на груди появился на улице Садовой в Долинке. Он побежал ему навстречу, бросив тяпку на огороде, споткнулся, чуть не упал, выпрямился и опять побежал, будто молодой… Сын стоял на пыльной улице с чемоданом, широко разбросив руки…
Конечно же, они много говорили о романе Ивана Степановича. Его главный герой был похож на Григория Мелехова из «Тихого Дона» Михаила Шолохова. Он тоже был из гущи народа и с народом воевать не собирался. Для него большевики не были представителями народных масс, он считал их бандитами без ума и образования, которые рвались к власти и богатству. И когда эта свора «бандюг» разрушила державный символ казачьего войска — статую вооруженного казака на коне на Форштадской площади Оренбурга, то у нашего героя кровь закипела в жилах при виде такого страшного кощунства, и он примкнул к белоказакам Дутова. А еще это решение усугубил расстрел большевиками возвращавшегося с фронта домой под белым флагом казачьего генерал-майора П.В. Хлебникова. Без суда и следствия — разве можно допускать такое?
Автор романа мастерски раскрыл то кровавое время. Как написал Валерий Кузнецов, он, пожалуй, не хуже Шолохова показал «правду с высоты казачьего седла», нарисовав народным языком жестокие расправы, грабежи и разбой бандитов-большевиков.
«Несколько станиц было сожжено дотла; миллионы пудов хлеба вывезены или уничтожены; тысячи голов лошадей и скота угнаны или зарезаны на местах; масса имущества разграблена. Все станицы и поселки, независимо от того, принимали участие в борьбе против большевиков или оставались нейтральными, заплатили денежные контрибуции и затем были обложены громадными налогами. Большевики всех казаков без разбора совершенно искренно считали врагами советской власти и потому ни с кем не церемонились. Много офицеров, чиновников, казаков и даже казачек было расстреляно; еще больше посажено в тюрьму. Особенно свирепствовали большевики в самом городе Оренбурге».
Иван Степанович просил сына беречь рукопись книги как зеницу ока. Он передал Сергею вторую, восстановленную по памяти рукопись — первую у него в зоне украли. Он говорил сыну, что если и вторая рукопись пропадет, то у него не хватит ни сил, ни памяти опять восстанавливать ее.
Надо сказать, сын сдержал свое слово, донес до нас роман Веневцева, который скоро выйдет в издательстве Оренбурга. Но как тернист, как труден был путь этой книги к читателям! Написана она была на серо-желтых листах толстой бумаги, нарезанных из мешков для цемента, не очень разборчиво, «почерком Максима Горького». Но сын все разобрал, отпечатал рукопись и съездил с ней в Москву в Союз писателей СССР. Но там литературный консультант, ознакомившись с книгой оренбургского казака, сказал, что это антисоветчина. «С ней ты наживешь много неприятностей! — крикнул он Сергею. — Уничтожь…»
Но Сергей Иванович уничтожать книгу не стал. В 1950 году он написал Шолохову о литературном подвиге отца. Но Михаил Александрович, по словам Валерия Кузнецова, ответил Сергею:
«Ознакомиться с рукописью Вашего отца, к сожалению, не могу, т. к. загружен работой».
И только в 1993 году Сергею Ивановичу Веневцеву удалось опубликовать первую часть романа отца под названием «Рубеж» в газете «Оренбургский казачий вестник». Этой книгой заинтересовался талантливый писатель Валерий Кузнецов, довел ее до ума, написал к ней предисловие. В свое время, а вернее, в 2011 году Валерий Николаевич стал лауреатом Всероссийской литературной Пушкинской премии «Капитанская дочка» за книгу поэзии «Преображение». Думаю, и за издание книги Веневцева ему воздастся нашими читателями, обществом, ведь не каждый сегодня бескорыстно служит литературе, памяти великих узников Карлага.
Я благодарен за помощь в написании этого очерка журналисту Барлыку Альмагамбетову, который свел меня с оренбургским писателем Валерием Кузнецовым, а также директору музея памяти жертв политических репрессий в Долинке Светлане Климентьевне Байновой за материалы о лагерной жизни Ивана Степановича Веневцева. Как вы уже знаете, вместе с ней мы ездили на Садовую, 15, где жил писатель-казак, и долго слушали легенду о нем, которую нашептывал нам посаженный им старый-престарый могучий клён…