Хантер, расколов последнюю колючку, поднял взгляд вверх. Скоро внезапно начнет смеркаться и за какие-то полчаса мир поглотит тьма. К здешним реактивным «закатам» суткам парень еще не привык.
– Как думаешь, кого люди винят за то, что здесь очутились? За то, что сломались, стали рабами, грязью, подстилкой для ублюдков? Меня! Странно, не правда ли? Я им жизнь спас, а декады не проходит, чтобы какой-нибудь умник не кинулся на меня с заточкой или дубьем, да! Или какая-нибудь девка не плюнула мне вслед и не сказала все, что про меня думает. А еще случалось видеть, как из человека делают удобрения. Фашист обожает бросать смутьянов в конвертер. Живьем. В назидание… А меня же еще и виноватит потом. Гады и жулье всякое почему-то выживают чаще всех прочих. А потом диктуют здесь свои законы. Неизвестно что хуже: не успеть спасти, или спасти не того. А трилобитов собираю вместо отдыха между рейдами. У Фашиста полсотни рабов. И кушают они, сам понимаешь, только что после хозяев останется. Хозяевам трилобитов есть западло и благодаря нам сегодня в рабской баланде будет почти семь кило хоть и дрянного, но все-таки мяса. Конечно, они сами ловят съедобную мелочь, бывает, что и саранчу ухитряются завалить, но ты же видел этот Бухенвальд!
Тагир зло сплюнул, помолчал. Хантер видел «этот Бухенвальд» не далее, как утром и тоже молчал.
– Жир – удобный товар и в хозяйстве всегда сгодится. Плюс за сырье с Фашиста можно получить воду, а когда и молоко – все остальное беру с новичков. Живых и мёртвых.
– Понятно.
– Че, никаких проблем, братишка?
– Да не Тагир, я ж в курсе, куда попал. Сам мёртвых обирал уже…
Внезапно накатили воспоминания.
…Карабин уронил пустой магазин на засыпанный дымящимися гильзами пол. Хантер в ту же секунду перезарядил оружие и приготовился страховать Данию. Напарница сделала три шага в сторону агонизирующей ящерицы весьма приличных размеров, сделала «контроль» и перезарядилась. Изломанные стены поглотили эхо последнего выстрела, а порыв жаркого степного ветра, разбавил запах крови и пороховой гари дурманом цветущего мха и трупного разложения.
«Последний готов». – По своему обыкновению просигналила Дания парню прямо в мозг. Люди действовали молча, отлично понимая друг-друга без слов и даже без знаков.
Хантер боком шагнул в сторону. Ведомый правой рукой ствол от проема в стене с застрявшим в нем трупом ящерицы переместился в сторону темного закутка. В левой появился фонарик. Луч света проследил кровавую дорожку, ведущую в угол, и в конце пути выхватил тело человека. На груде залитых кровью кирпичей как на жертвенном алтаре сломанной куклой лежал труп новичка с оторванной ногой и вырванным боком. Правая сломанная на вид рука так и не выпустила лямку покрытого пылью и брызгами крови рюкзака.
– Нам понадобятся его вещи. – Равнодушно заметила Дания вслух и заняла позицию, позволяющую одновременно контролировать ворота и пролом.
Первые слова за многие часы прозвучали не как просьба или приказ, а как констатация факта. Отобрать необходимое и нести добычу предстояло ему, тогда как девушка взяла на себя роль проводника и основного бойца. Хантер освободил из мёртвой хватки рюкзак, не побрезговал снять с пояса погибшего фляжку и обшарить карманы…
Продолжение 2 дня 8 декады Мёртвого Сезона.
Хантер примерял обновку – легкие и прочные ботинки фабричного производства. Отмахав по ухабистым путям-дорогам Нового Дома изрядное количество километров, он научился ценить практичную обувь. Ноги не только волков кормят, но и тех, кто этих волков давит – сказал Тагир, доставая из «закромов родины» заветную пару. Насколько Хантер въехал в реальную картину здешнего порядка вещей – такая обувь стоила целое состояние. Не беда, что ботинки на своем веку сменили полдюжины хозяев и частенько ступали там, где пасовала обувь гражданского назначения. Они по-прежнему вызывали у аборигенов черную зависть вплоть до бесконтрольного слюноотделения.
– Кроме меня, а теперь и тебя, такие только у пяти человек на всей базе. – прихвастнул Тагир. – Караванщики, правда, не в счет.
– Спасибо, друг. Родина тебя не забудет! – Хантер пожал ухмыляющемуся напарнику руку.
– Но и не вспомнит! – откликнулся тот.
– На вот, учи матчасть. – С этими словами Тагир извлек из своего оружейного шкафа и выложил на табуретки перед стажером помповый дробовик и арбалет. – Пригодится ботиночки защищать.
– Что это за чудо техники еще? – Хантер повертел арбалет в руках. Отложил и взялся за ружье.
– Арбалет охотничий. Довольно распространен среди вновь прибывших. По этой причине – болтов к нему завались. Это действительно чудо техники. Простое и безотказное. Самое оно для нашего брата… Помповый дробовик двенадцатого калибра, известный как «Коротыш». В отличие от той ерунды, что встречается у новичков, у этого экземпляра увеличен магазин до пяти патронов «магнум» и присутствует полноценный приклад со смягчающей отдачу накладкой. Так же имеется специальная дульная насадка, повышающая дальность огня, и кучность картечного выстрела. Обрати внимание на удобный прицел… Короче, отныне это твой верный друг и помощник, пока не разбогатеешь или не нароешь чего покруче.
Как пояснил охотник, это оружие изначально производилось для охоты, самообороны и полицейских сил. Но неплохие стрелковые качества и реалии затяжной войны в условиях ограниченных ресурсов заставили принять помповик на вооружение ополченцев. Простота в производстве, надежность и неприхотливость в эксплуатации, а так же применение распространенного калибра – пришлись военным по душе.
– Потому их и раскатали в тонкий блин. – фыркнул Хантер. – С дробосралами на танки.
– Нет не потому. Танки, кстати, ихние были. – Восстановил справедливость Тагир. – Для войны в тесноте большого города, в подземных коммуникациях твой ствол – самое то. Отлично валит любую тварь: хоть саранчу, хоть гуманоида и даже кого покрупнее. Вмажешь картечью – раз, два – вражина кишок не соберет. Есть пули специальные – для опытного стрелка закатать врагу в лобешник с пятидесяти метров – не проблема. Научишься. Поскольку латунные гильзы можно переснаряжать десятки раз, то выходит очень экономно. У новичков встречаются боеприпасы и в латуни и в пластике. Качество у них хорошее, но под наши задачи пороху и картечи приходится добавлять. Еще Караванщики привозят из Орехова, это здесь недалеко – там патронный заводик работает. В общем, особых трудностей с боеприпасами к «Картечнице» нет.
Уважение к оружию пришло не благодаря рассказу Тагира, а после тренировки в стрельбе. Тогда стажер полюбил свое неказистое на первый взгляд ружье по-настоящему.
Охотники спустились в подвал Дома, а из него по короткому коридору с редкими аварийными лампами попали в подземную часть Базы. Здесь с освещением дела обстояли лучше и в отличие от коридора, красные зарешеченные светильники разгоняли тьму кое-где по углам, а «центральную аллею» заливал равномерный свет многочисленных софитов, свисающих с потолка. Взору стажера предстал широкий протяженный зал с высоким потолком и белыми стенами. Ряд массивных колонн разделял пешеходную зону и железнодорожную колею. Память Хантера выкинула на поверхность мудреное слово «метрополитен», затем еще одно – «станция». По обеим сторонам стены «станции» прорезали многочисленные двери разного формата и темнеющие проемы. Рядом с некоторыми сохранились «родные» таблички с наименованиями, вроде «Топливный склад», «казарма ?1», другие были обозначены трафаретными цифрами, которые ничего не говорили стажеру, либо более свежими надписями краской от руки – «Колизей», «Арсенал», «Бар» и тому подобное. Тагир повернул в отнорок с указателем «Тир». Весь недолгий поход они не встретили ни одного патрульного, только на «перроне» станции заметное оживление – несколько вооруженных личностей, контролировали погрузку группой работяг бочек на мотодрезину.
Подземелье источало новые необычные запахи: помимо человеческих испарений, нечистот и ароматов кухни, пахло металлом, выхлопом, озоном, грибной сыростью. Но задавала тон нотка, ранее выделенная обонянием стажера в миазмах конвертерной. Наличие тяжелых двухсотлитровых бочек и рассказ Толика позволил идентифицировать источник – атмосферу отравляла местная солярка, называемая аборигенами «фьюзом».