Серко радостно запрядал ушами, когда хозяин повёл его к дальнему краю поляны, расседлал и стреножил, протерев суконкой взмокшие с дороги бока. Оголодавший конь тут же принялся жевать брусничный куст оказавшийся под копытами и чудным образом оставшийся зелёным в океане сереющей желтизны.
Сбросив плащ на землю, рыцарь принялся собирать ветви. Огниво высекло сноп искр. Языки пламени, быстро поднявшись по тонким веткам, дали вожделенное тепло. Пора было изжарить ещё утром добытую дичь, до вечера проболтавшуюся в перемете. Утренняя охота удалась на славу. На время тучи разошлись, избавив путь следования рыцаря от прогорклой мороси. Он смог подстрелить утку, а затем сбить вылетевшего буквально из-под ног жирного бекаса. Сегодня у него был завтрак и ужин, в кои-то веки. И, хвала Создателю, укрытая от промозглых ветров лужайка. Он выспится, не ожидая новых неприятностей от своенравной погоды северной Мазовии. Отдохнет и Серко, ему изрядно пришлось потрудиться, преодолев два десятка римских миль по болотистому бору.
Изжарив и съев бекаса, путешественник вонзил меч в землю и стал пред ним на колени, возблагодарив Всеблагого за кров и стол, а, отходя ко сну, вознёс молитву за упокой души брата названного. И уже совсем собираясь уснуть, вынул из-за пазухи золотой медальон, раскрыл его и долго вглядывался в образок Божьей Матери.
Неотвязные воспоминания всплыли разом, заставив вздрогнуть и закутаться в плащ ещё плотнее.
Не одна неделя прошла, а успокоения нет как нет. Достаточно ощутить прохладу образка и, повинуясь непостижимому чувству, долго смотреть в его глубь. Видя совсем иное, переходы и длинные коридоры замка, по которым он, едва держась на ногах, шел, точно в бреду, с каждым шагом натыкаясь на тёмные стены – и внезапно столкнулся с Иоанной. Ромашковый морок защекотал ноздри. Мечислав замер, пытаясь понять, явь это или тот же бред, что преследует его с самого полудня.
Некоторое время они стояли молча. Мечислав поднял руку, не то, чтобы сотворить крестное знамение, не то чтобы коснуться Иоанны, он и сам не понял зачем. Девушка сняла с себя образок и одела Мечиславу на грудь. Отступила, опустив голову, не то пропуская его, не то страшась нового прикосновения, хотя и разминуться возможности не было – коридор очень уж тесный. Зашептала что-то одними губами. Он подумал, княжна обращается к нему, переспросил, а не получив ответа, прислушался. Она молила Господа спасти и сохранить тело его и душу от всех ненастий, страха ночного, стрелы, летящия во дни и беса полуденного. Мечислав ухватился за стену дабы не упасть, видел сверкающие в полутьме коридора глаза княжны и побелевшие губы, шепчущие, молящие, уповающие.
В глазах потемнело, кровь ударила в голову. Он пошатнулся. В тот же миг наваждение сгинуло: Иоанна тихо произнесла: «Аминь!», осенив Мечислава крестным знамением, прильнула к нему на миг и исчезла, будто растворившись в замшелой кладке, оставив его наедине с колотящимся сердцем, ватными ногами и ворохом мыслей, непрошено полезших в голову. Если бы не медальон, крепко сжатый в его ладони, Мечислав решил бы, что это очередное видение.
Он медленно побрел дальше, не узнавая коридоров замка. Ноги несли сами. Вот поворот, за ним балюстрада и лестница наверх, затем ещё поворот и арка. Несколько шагов вперёд и знакомый проход, если не считать странных песочных картин на стенах. Однако как добраться до своего покоя, путаясь меж теней, он так и не понял. Пошатываясь, шел наугад, пока неведомым образом не оказался перед знакомой дверью. Замер перед ней, ощупал дерево, точно слепец. Мимо прошмыгнул служка, в котором ему вновь показался Удо. Не может быть! Ведь он пришел со стороны палат Казимира, он не мог, никак не мог… Не в силах сдерживаться, Мечислав зарыдал, а войдя в комнату, упал на топчан и вжался, зарылся лицом в подушку. Медальон отпал от груди и затерялся в рубахе.