– П Р О С Т И.
Он ощущал, видел размеренную, ровную пульсацию души царя, не встрепенувшуюся в горе, сострадании ни единым фибром. Сбылось то, что втайне желалось, а публичное «прости» ронялось в историю, чтобы прорасти там царским раскаянием.
– Бог простит, – сухо отозвался он. И был услышан. Едва приметно дернулось в изумленном, испуганном тике лицо Николая. Смутно-провальными кляксами въелась чернота во многие завитки царской души. Режущим антрацитом вилась кудель ее фибров там и сям. Мертвенно-темной синюшнос-тью отблескивали страх и остзейская ненависть, впаявшиеся в десять тысяч девятьсот пятидесятый завиток в утро расстрела манифестации Гапона. Клубилась обширной тьмой Ходынка в восемьсот двенадцатом, раннем царском фибре. Далее – Ленский расстрел.
Но и в призрачно трепетавшем окаеме почти на краю души уже сгущалась тьма в спиралях, бесстрастно копивших кару для отступника от други своя: За все земное воздастся в ответе перед НИМ.
Всевидение Столыпина, нещадно взвихрив время, высветило будущую фразу, начертанную монаршьей рукой:
«Прекратить…»
Первый департамент Госсовета, приступивший к рассмотрению преступного деяния Курлова, Спиридовича Веригина и Кулябко, инициировавших убийство Столыпина, был властно осажен резолюцией Николая II от 4 января 1912 года: «…прекратить без всяких для них последствий».
На исходе сороковых суток пришел, наконец, покой, окончательно размежевав его и все земное, застольно-поминальное, что держало душу на привязи близ тела, погребенного в Киево-Печерской лавре.
Она ринулась в ослепительный световой тоннель. Понеслась ввысь по спирали, отторгаясь от земного праха. Празднично легким, невесомым был этот полет, омраченный лишь на миг светлой печалью: не свиделись напоследок с Прохоровым, его сыном Никитой – продолжателями дела Столыпина на земле.
Но вот закончился, наконец, вихревой взмыв сквозь сияние тоннеля и выплеснуло душу в бездонную сумрачность неведомой сферы.
Цепенело все вокруг в недоброй, свирепой безызвестности ожидания: страдание и ужас сгустились здесь ядовитой взвесью, въедаясь в каждый виток. Густая сумрачная пыль клубилась тучей, пропитывала все и вся. Угадывались в ней рядом такие же пришельцы-мытари.
Доселе он ощущал себя летучим сгустком, чья сущность, как блокнот, была испещрена отметинами его земных деяний и помыслов, оставивших на скрижалях дней, на завитках спиралей свои цвета, свои заряды «плюс» и «минус» – от розовой багряности восторга, неги до черной злости гнева и вины, в неправедных делах копившихся: все было учтено, записано Всевышней волей и сброшюровано в спиральный том души.
Теперь же изумленно, в страхе он ощутил, как расплывается, расслаивается его сущность. Листы-скрижали и спирали фибров распускались властным магнетизмом, покорно подставляя верхней бездне исписанную плоскость – суть прожитой жизни – для СУДА и КАРЫ.
Но тот, кто уготовил суд, был справедлив. Он снизошел до объяснений. И стало открываться распахнуто и терпеливо непознанное на земле. С ним объяснялась Вечность. И ею расшифровывалось мирозданье, его Законы. Все есть СПИРАЛЬ. Спиралью торсионно скручены информполя, мгновенно пронизывающие всезнаньем голограмм сонмища галактик. Но и они закручены спиралью. Спираль двойная – в ДНК, в наследственных геномах человека.
Он развивался, жил, грешил, творил гармонию в запрограммированном ему спиральном логотипе. Жизнь разума в их солнечной системе ниспущена была Создателем на две планеты. Сначала – на Мардук, или Нибиру. Затем на Ки, нареченной Землей. С Мардука прибыло на Ки верховное семейство, клан: два брата Энки с Энлилем и их сестра Нинхурсаг, их челядь. Скрещением геномов клана с аборигенной плотью на земле была порождена первоначальная земная раса для работы и помощи полубогам-пришельцам. И первые экземпляры расы были названы LU LU – помощники. Их размножали близнецовым клоном.
Затем последовал второй этап. Два прародителя, Адам и Ева, возникли в генной хирургии, где были скрещены LU LU с полубогами и два тотемных биопаразита: хам-мельо и сим-парзит, блестяще, виртуозно приспосабливающиеся к любой среде в различных видах фауны, паразитируя на их труде и пище. Ной взял в ковчег ту и другую расу, воплощенную в трех сыновьях: Хам, Сим, Иафет. Меж ними впоследствии разгорелась извечная вражда: между творцом, работником и паразитом. И все это, согласно логике борьбы во всем мирозданьи, где борются свет с тьмой, жара и стужа, огонь с водой, твердь с вакуумом, жизнь со смертью, вещество с антивеществом.
Законы этой борьбы будут раскрыты человеком. Познаются молекулы, атомы, фотоны, электроны и протоны, позитроны, ионное количество зарядов и энергий в них.
Нейтрино будет поймано в ловушку, измеряны движения и массы макро-микромира, пересечения орбит в движениях. Раскрыты будут сверхскопленья звезд, галактик, источники космических лучей, рожденье черных дыр Вселенной.
Но не подвластной человеческому познанью останется Мысль. Она – на стыке сущего, рождается взаимодействием меж веществом и антивеществом в мозгу. ОНА ДАНА КАК СВЕРХПРИБОР ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ЧТОБ РАЗЛИЧАТЬ ДОБРО И ЗЛО, ХРИСТА С АНТИХРИСТОМ. Все это переходит одно в другое зачастую неприметно, со стертой гранью меж собою. И потому нуждалось в толкователях, кои посылались к людям: Ной, Авраам, Муса (иль Моисей), Иисус и Будда, Муххамед.
Они учили, как распознать ту грань, как подавлять животные инстинкты, как очищать людскую суть от первобытных наслоений, рассматривать Создателя не только как начало бытия, но и конец, итожащий весь путь, который проходят созданные им и поднимающиеся по виткам спирали.
Весь этот путь фиксирует Душа, по иерархии стоящая за Мыслью. Иль впереди ее: они равны в системе мирозданья.
Он был колышущейся в смрадно-пылевой взвеси длинной лентой, составленной из дней-сегментов, опутанных спиралями фибров. Окрас их накален был розовым и рубиновым оттенком. В них там и сям вкраплялась зловещая синюшность с чернотой, как россыпи гнойных, гангренозно перезревших фурункулов. Трепеща в предчувствии страдания и кары, он прощупал сознанием земные источники этих гнойников, страшась подтверждения тех проклятий и злобы, что сыпались на него в земной юдоли от иудеев за казни и ссылки в Сибирь иудейских террористов, раскачивавших лодку России.
Но потрясенно понял: соцветия фибров, сотканных днями, когда подвешивали террористов в «столыпинских галстуках», струили спокойно-розоватый отблеск. Уютной, теплой киноварью отсвечивал и завиток спирали тех суток, в коих старобардовская толпа растерзала, с его позволения, подстрекателя погромов Розенблюма, спалившего усадьбу Тотлебенов. Фламинговым всеблагостным разливом полыхали месяцы и годы, потраченные на реформу, на переселение крестьян в Сибирь к черноземным наделам, к ссудам, к освобожденному от теснин общины крестьянскому хлеборобству. И далее, где розово струился благой свет…
Он не успел осознать его источник, режущий: страшной силы удар сотряс его сущность, вырвав из неё и распылив по солнечному ветру черный клок. За ним был отказ Щегловитову.
Бесстрастная и неземная сила направляла этот удар, и столь же неземное, доселе не испытанное страдание вкогтилось в его естество, вгрызлось долгим истязанием. Изуверски и нещадно рвала когтями боль, длившаяся, как показалось, вечность.
Отходя от нее и начиная ощущать себя, висящего распластанно и беззащитно в туманной ноосфере, стал постигать он суть вершившегося.
С неодолимо страшной мощью простреливая гулкую бездну, свистели рядом тяжелые и жесткие частицы микрокосма: ядра гелия. Слепившись в единой оболочке, поправ законы электростатики, два положительно заряженных протона и два нейтрона являли вместе плюсовой снаряд, пронизывающий космос. Снаряд скрепила центробежной силой скорость, а зашвырнул в пространство взрыв сверхновой звезды.
Чистилищная сфера, являясь намагниченной ловушкой, вса- сывала ядра и направляла их полет в мишени-души. Электростатика лишь довершала действо: та чернота спиралей, где сфокусировано было земное зло, земная жадность, подлость – минусовой заряд клоаки этой притягивал к себе ядро, заряженное плюсом. Ядро врезалось в фибр, выламывало гнусь, крошило в пыль, и затхлая, непроницаемая взвесь ее клубилась грозным и бездонным слоем.