Да, иудейское золото текло в Грецию. Ирод построил гимназии в Триполисе, Дамаске и Птоломаиде. Берит и Тир получили от него колоннады, галлереи и рынки. Сидон и Дамаск – театры, Лаодикея – водопровод, Аскалон – купальни и колодцы.
Ирод благоустраивал и покровительствовал Сирии, Финикии, Киликии, Малой Азии.
Но почему? Не потому ли, что построенное для вас в Иудее вы сами забрасывали камнями, грязью и разрушали только потому, что это носило его имя?
Он был поставлен Римом над вами потому, что свирепее других мог обуздать:
– вашу жадность, когда иудей готов донести Риму на другого иудея и убить его, чтобы завладеть богатством убитого;
– вашу чванливость, когда иудей, принадлежа к клану Бнебабы, готов растоптать другого иудея за то, что тот менее знатного рода;
– ваше вероломство, когда вы, давая слово и клятву не-иудею, с легкостью отрекаетесь от них и становитесь клятвопреступниками.
Да, Рим живет богаче и давит нас. Но для нашей же пользы, чтобы мы не истребили друг друга.
Вы стонете о потере свободы под Римом. Но надо было раньше сражаться за свою свободу, когда Помпей принес меч в нашу страну. Но наши предки и их цари, которые далеко превосходили нас и деньгами, и силой, и мужеством, не смогли устоять против малой части римского войска, потому что большая часть нации, предавшись обману, наживе и разврату в других народах, не захотела выступить против Рима единым войском.
Теперь же вы, уподобившись стае шакалов, возомнили, что лев, убивший добычу, без боя уступит ее вам. Рим и есть тот лев и царь среди других народов. И он заслужил право быть царем, истязая себя воинской повинностью с шестнадцати до шестидесяти лет. Он заслужил право на добычу, несчетно отдавая охоте на другие народы кровь и жизни своих лучших сыновей.
И на его стороне Бог, потому что нельзя без Его покровительства завоевать и покорить весь мир от Дуная на севере, до Ливии на юге, от Евфрата на востоке до Гадеса на западе. Без Бога невозможно воздвигнуть такую империю.
Вы жалуетесь на тяготы и налоги для Рима. Но куда более многочисленная и могучая Александрия платит налогов в десять раз больше, чем вы.
Платят налоги и покорены германцы. Кто из вас не слышал об этом могучем и великом народе? Их телесную силу и гигантский рост вы видите повсюду, так как римляне везде имеют рабов из этой нации, пленников и гладиаторов. Они презирают смерть и свирепее диких зверей. Но разбитые всего восмью легионами Рима, они теперь безропотно платят ему дань.
Вы не подумали об участи карфагенян, которые хвалятся своим великим Ганнибалом, об участи благородных финикеян. И те и другие пали на колени перед Сципионом.
А галлы? Окруженные такими неприступными крепостями, как Рейн на севере, Альпы на востоке, Пиренейские горы на юге и океан на западе, они восемьдесят лет вели войну за свою независимость.
А теперь их держит в покорности и собирает дань тысяча двести римских солдат, в то время как у галлов больше городов, чем эта малая горсть воинов.
Вспомните фракийцев. Их страна имеет пять дней езды в ширину и семь дней – в длину. Она гораздо более дика и защищена, чем Иудея, их жестокие холода служат страшилищем для неприятеля. И, однако же, они покорно сгибаются перед шестью прутьями римлян, за которыми всего две тысячи римских солдат.
Вы знаете об иллирийцах. Владения их простираются до Далмации и Дуная, не раболепствуют ли они перед двумя римскими легионами, которые еще помогают им отражать нападения дакийцев?
Так нет же у вас никаких надежд на победу, иудеи! Как нет надежд и на пощаду, если вы не склоните голову перед Римом.
Те злодеи, которые подстрекают вас к войне, не подумали о главном. Мы рассеяны по свету среди народов и приспособились к жизни, обирая и обманывая их. Вот почему нас везде ненавидят!
Но как только вы вступите в войну с Римом, нас начнут истреблять его подданные, как истребляют повсюду крыс, клопов и вшей. Прольются моря иудейской крови.
Вы ропщите на тяготы несвободы, зависимости от Рима. Но Рим никогда не покушался на нашу веру, наш язык, наши обычаи и законы. Он не покушается на наш Иерусалим и наш храм. Вы же сами часто нарушаете законы наших праотцов Авраама и Моисея. Если вы собираетесь воевать с Римом, вы должны будете сложить оружие в субботу, так как в субботу нельзя даже поднять свой сандалий.
Но римские легионы и когорты не опустят оружие в субботу и станут убивать вас в этот день. Если вы начнете сопротивляться, вы сами растопчете заветы наших вероучителей, об оскорблении которых вы так рыдаете.
Вот почему я зову вас к миру и смирению. Ибо блага мира для малого народа под покровительством империи несоизмеримы с ужасами истребления его в бунте. Только, в мире с Римом вы имеете возможность растить ваших детей, учить их на своем языке, сеять свой хлеб и обирать другие народы, на что Рим закрывает глаза и гасит месть этих народов вам.
Над вами пока простерта рука Рима. Но эта рука уже готова взять меч для вашей шеи. Мы объявили шестнадцатый день Артемизия днем плача. Война станет для нас веками плача, если Рим решит наказать нас в назидание другим…
– Вставай! – грянул над ухом Евгена голос, и жесткая рука тряхнула его за плечо.
Он вскочил, дико озираясь. Беззвучно ухнула, растаяла в небытие толпа в ночи. И факелы. И царь с сестрой. И красный блеск булыжника под факелами, шлифованного сандалиями.
Сияло над миром тихое зарожденье дня, пронизанного хорами птах. Сонно трепетала листва над головой.
Пономарев еще раз тряхнул за плечо:
– Проснулся? Соображать можешь? То не тебе посылка. Мне.
– Какая посылка?
– Безглазая, с паленой шкурой. Я – в село.
– Куда? Двадцать километров! А трактор? Кто потащит комб…
– Скажи Михеичу: к обеду вернусь. Досыпайте.
Он побежал неспешной, пожирающей версты рысцой, как когда-то бегал кроссы. Только на горб уже не давила полная боевая выкладка с карабином. Изводила до черноты в глазах тревога: горлинка собралась вспорхнуть с аульского провода.
ГЛАВА 39
Лихорадка нетерпения сжигала Энки. Все уже было готово для великой операции. Бесплотной тенью ходила следом Нинхурсаг – обожала и ждала со страхом следующего, операционного дня.
Они оба, почетные пленники Энлиля, заждались в Ниппуре, тоскуя по дому в Месопотамии: лишь день назад было завершено здесь возведение Эдема с медицинским центром, украшением которого стало Древо Жизни.
– Когда увижу копии свои? – спросил утром Энлиль с надменным холодом, глядя мимо Энки в стеклянную стену, за которой кипел жар пустыни. Ему мозолила глаза, смертельно надоела зажившаяся в гостевом плену царственная парочка.
– Сегодня день последней подготовки. С рассветом завтра приступим к делу,- хирург ответил с ледяной любезностью заклятого друга.
– Тобою взяты мои клетки костного мозга для пересадки. Где их хранишь?
– В хранилищах Эдема.
– Возьмешь завтра мой костный мозг еще раз. И пересадишь на моих глазах. Так надежнее.
Энки, не отводя взгляда от окна, растянул в усмешке губы:
– Тебе не страшна вновь пункция фибробластов без анастезии? Я говорил уже, для чистоты пересадки анастезия противопоказана.
– Мое терпение тебе известно. Будь я нетерпелив, гнилое двухголовье власти на земле сменилось бы давно, как подобает, моею главной головой.
– Которая осталась бы безмозглым черепком для испускания словесных пузырей. Ты всего лишь череп. А я – твой мозг и руки. Мы оба это знаем и можем говорить об этом, когда остаемся наедине. Поэтому не отвлекай меня от завтрашнего дела кислотными угрозами.
Он развернулся и пошел в медцентр, в прохладное сияние хирургической палаты – прогнать в уме в который раз последовательные звенья предстоящего эксперимента.
Он чувствовал, как ввинчивается в спину отравленным буром взгляд братца, пока, до операции, бессильный.
«Надменный черепок. Ты захотел две долголетних копии себя в образе стерильных гибридов, шлифованых покорным трудолюбием туземок. Ты их получишь – с моим подарочным набором».