Он открыл единственным ключом палату, куда сын его, Думузи, доставил экземпляры Хам-мельо и Сим-парзита.
В подвешенной к стене веревочной клети расслабленно и сыто растекся по полу кожистым веретеном Хам-мельо.
Ящера недавно накормили полупереваренным фаршем из желудка сторожевого пса. И насосавшийся бурдук теперь вольготно кейфовал, с меланхоличной грацией впечатывая в собственную кожу квадратное плетение веревочной сети на розоватом фоне.
Правый глаз Хам-мельо скользяще развернулся в пленчатой орбите к двери, впитав расширенным зрачком вошедшего хозяина и бога. Левая гляделка Хама лениво обозревала кривые ногти на лапе.
Природа Ки-земли наделила вид уникальным набором для выживания: температура и окраска тела экземпляра менялась в соответствии с ландшафтом, легко перенося жару и холод. Многоступенчатая глотка с набором связок копировала любые обертоны звуков, что издавали кормильцы: от хрюканья свиньи до визга шакала. В набор подражанья входили рев льва, воронье карканье, утробный хрип крокодила.
Но любимой жертвой ограбления Хам-мельо были вараны.
Проголодавшись и приметивши варана, Хам-мельо менял цвет кожи, подстраиваясь под окрас рептилии. И, подползая, выдавал фильтровано знакомый, вкрадчиво-скрипучий зов.
Пока варан, недавно схарчивший яйца черепахи иль лисенка, разинув в изумленьи пасть, соображал: откуда, кто и почему позвал и что это за мымра наползает в родственно-знакомой шкуре, виляя похотливо задом, Хам-мельо, снайперски нацелив две гляделки в зрачки сытой жертвы, испускал заряд гипноза.
Наращивая цепенящий ток, обволакивал жертву сонной дурью до тех пор, пока остолбеневшая скотина с разинутой пастью не погружалась в нирвану полного идиотизма.
Тогда Хам-мельо приступал к трапезе: лез длинной трубкой языка через разверстую глотку в брюхо и отсасывал чужой, полупереваренный фарш.
Опустошив желудок, плотоядно облизнувшись, Хам-мельо завершал курс бандитской обработки идиота. Бесцеремонно обогнув распяленные телеса и отогнув безвольный хвост кормильца, он всаживал в него свой вздрюченый стрючок, нимало не заботясь о различии: кого натягивал с азартом – самца иль самку.
И удалялся с задранным хвостом, с картавым хрюком, явно потешаясь над природным лохом, коих хватит на его век.
Варан, очнувшись, уползал голодный, трахнутый и злой, так и не поняв, кто его, за что и почему, неся, вдобавок, в брюхе зародыш Хам-мельона.
Энки отошел от клетки и двинулся к столу: к аквариуму в пять локтей. В нем лениво вила кольца в питательной лимфе белесая лента гигантской аскариды-солитера: Сим-парзита.
На четверть ото дна прозрачность стекла была заляпана багрово-желтой россыпью. Блаженствуя в растворе, аскарида успела вывести потомство – яйца, приклеивая их кишечной слизью к стенкам.
Энки позвал Лулу, слугу сына Думузи, чья преданность и умение молчать подвергались неоднократным испытаниям.
– Вы звали, господин? – склонился и спросил слуга. – Всех нас песком пустыни сечет тоска, горит спина от плетей здесь у Энлиля. Дождемся ли мы когда-нибудь возврата в наш благословенный прежний дом E RI DU, где были так неблагодарны, к вам?
– Я обещал возврат. Придется потерпеть всего два или три захода Ра. Сообщи всем об этом.
– Меня задушат до полусмерти в радости, если такое случится. И – до смерти, если не сбудется.
– Надейся на первое. А теперь тайно вынеси и отпусти каналью Хам-мельо в пустыню. Он заслужил волю.
– А с этим что? – палец Лулу уткнулся в аквариум.
– И эту на волю. Подальше. Под солнце, на песок.
– Она издохнет, едва успею отойти.
– А это уж не наша забота. К тому ж, признаться, богомерзкий вид ее невыносим. И вред туземцам от нее неисчислимый.
– Воистину так, Великий змей.
– Уже успел перенять туземные клички? – усмехнулся Энки.
– Вас так зовут по всей земле не только в племенах. Вы, как Нил, Великим змеем струясь в пустыне, несете всем и жизнь и пищу.
– Не всем. Исполняй.
Он выждал ухода Лулу, очистившего палату от тварей. И лишь тогда в торжественно-строгом покое, усевшись в плетеное кресло из виноградной лозы, пропитаной ароматичным маслом, еще раз скрупулезно и придирчиво прогнал в уме все потайное дело, свершенное им с Нинхурсаг бессонной, измотавшей ночью.
У двух стерильно-бесплодных клеток от Лулу были перестроены двадцать третьи пары хромосом, выглядевшие как X-Х-Y. Он удалил у одних Y, у других X, получив в результате Х-Х и Х-Y: мужскую и женскую яйцеклетки.
Второй этап был посложнее. Предстояло смешать клетки биологически разных видов и получить гетерокарионы, где два ядра разместились бы в одной цитоплазме.
Он взял родительские клетки (А) в туземных эмбрионах. Родительские клетки (Б) добыл в спинном мозгу Хам-мельо и в мышечном волоконце Сим-парзита.
Он слил их попарно, воедино, заполучив гетерокарионы (АБ), с двумя ядрами, вошедшие в цикл митоза.
В электронном микроскопе вершилось на глазах таинство деления клеток. Теперь они с Нинхурсаг имели два синкариона в эмбрионах, где в каждом разместилось по 43 пары хромосом: 23 от человека и 20 от Хам-мельо с Сим-парзитом.
В дальнейшем постепенно рассосутся хромосомы тварей, чей темп размножения медленнее, оставив человечьим эмбрионам в наследство избранные свойства: приспособляемость к среде и рефлекторно-хищную паразитарность. Два главных качества, подаренных Энки грядущему гибриду, которого так возжелал в свое наследное потомство Энлиль.
Назавтра предстояло, по настоянию Энлиля, вновь взять у него фибробласты и выделить два гена для создания рекомбинантной ДНК. Затем включить ее в хромосомный аппарат реципиента.
В сравнении с проделанным уже, назавтра предстояло с Нинхурсаг смиренно преподнести Властителю всего лишь курс генного школярства, транслирумого на экраны для всеобщего наблюдения: произвести ферментом рестриктаза симметричные разрывы в эмбриональной кольцевой молекуле ДНК плазмиды и выделенном гене Энлиля.
Липкие концы разрыва плазмиды комплиментарны липким концам гена. Лигаза их сошьет, создав рекомбинантную молекулу ДНК, способную теперь проникнуть в клетку реципиента, используя «наездником» фаг или ретро-вирус.
Затем остается имплантировать эмбрионы в чрева женских туземных особей. И те произведут на свет наследников:- помощников Энлиля.
Хорошенькая вылезет на свет помесь из мамаш: курчаво-картавая шантрапа со смуглой кожей и с божественным приобретеньем. В них будут заложены два гена долголетия – «НLА-DR» и «РАRР», наращивающие концы теломеров в период синильности, сожранные «свободными радикалами» кислорода.
Но главным качеством новорожденных станет неистребимое кривлянье, лицедейство плоти, хам-мельонство паразитарного замеса и сексуальное бешенство в крови!
В свет вылезут два почти бессмертных дьяволенка из паразитарной шкатулки, изделия для Шоковых сюрпризов: возмездие за воровство LU LU!
Ну и туземная наследственность прорежется со временем. Энки, подбирая носительниц эмбрионов, на славу постарался, выбрав двух. Одна с мутантным геном 12 q 22 – q 24, который накапливал в сыворотке крови нейротропный яд – фенилпировиноградную кислоту. Туземному потомству обеспечена фенилкетонурия, гиперрефлексия, припадки, микроцефалия и дебилизм.
И у второй присутствовал не менее роскошный букет: паталогия участка длинного плеча 21 хромосомы (21 q+) и короткого плеча Девятой хромосомы – синдромы трисомии. Они преподнесут, в совокупности, прогрессирующую с возрастом мышечную гипотонию, идиотию, косоглазие и сколиоз, настоянные на пороке сердца.
Но все это полезет у потомства с возрастом.
Пока же перед Энлилем прошел парад туземок, чей облик, внешний вид и расторопная смышленость цвели роскошным цветом.
Особенно у двух, отобранных Энлилем, по скромному совету Энки.
Они закончили операцию к полудню – в перекрестьи десятков застекленных мастеровитых взглядов. В них мешались восторг с завистью. Давила всех угрюмо-недоверчивая опаска Энлиля. Энки с женой свершили невиданное до сих пор сотворение нового человеческого вида в двух экземплярах.