– Сразу видно, что ты стараешься, Билли.
– Да, мэм, – он лизнул волдырь, и она сразу же увидела его.
– Какой ужас! Когда придешь на ужин, разыщи меня, я тебе заклею руку пластырем. – И потом, заметив, как он встревожился и в то же время смутился, добавила: – Айлин скажет тебе, где меня найти, – и направилась дальше. Вот она – в самый раз, только ноги у нее слишком тонкие и неровные, но ведь она же старая, как мама, а так вообще настоящая шикарная леди.
Уильям Казалет провел утро так, как он особенно любил. Расположился с газетой у себя в кабинете, темном и заставленном массивной мебелью (скидок на то, что здесь в прежнем коттедже располагалась маленькая гостиная, он не делал), и предался приятным тревогам, размышляя о том, что страна катится в тартарары: этот малый Чемберлен, похоже, не слишком преуспел по сравнению с тем, другим малым, Болдуином. Немцы, похоже, – единственный народ, который умеет наводить порядок. Жаль, что у Георга VI не было сыновей, и, кажется, с уходом он слегка припозднился. Если государство в Палестине все-таки появится, вряд ли туда уедет столько евреев, чтобы для бизнеса хоть что-нибудь изменилось. Евреи были его главными конкурентами в торговле лесом и чертовски хорошо знали толк в этом деле, но ни у кого из них не было таких запасов древесины твердых пород, как в компании «Казалет»: ни по качеству, ни по разнообразию. Огромный стол Уильяма был завален образцами шпона из альбиции, андаманского падука, ксилии, эбенового дерева, грецкого ореха, клена, лавра и палисандра; эти предназначались не для продажи, ему просто нравилось иметь их под рукой. Он часто заказывал шкатулки из первых спилов шпона, сделанных из какого-нибудь особенно любимого бревна, которое выдерживалось годами. Таких в кабинете насчитывалось не меньше дюжины, и еще больше хранилось в Лондоне. Помимо них, в кабинете помещался яркий, красный с синим, турецкий ковер, книжный шкаф с застекленными дверцами, подпиравший низкий потолок, несколько стеклянных витрин с огромными чучелами рыбин в них (он очень любил рассказывать, как выловил их, и регулярно возил к себе новых гостей для этой цели), и наконец, свет заслоняли расставленные на подоконниках большие вазоны с алой геранью в непрестанном цвету. По стенам в три ряда висели гравюры: охотничьи, с видами Индии, с батальными сценами – сплошь дым, алые куртки и мундиры, белки глаз вздыбленных коней. Прочитанные газеты накапливались стопками на стульях. Тяжелые графины, наполовину полные виски и портвейном, стояли на инкрустированном столике рядом с бокалами и стаканами. Сандаловая статуэтка индуистского божка, подарок одного раджи и память о поездке в Индию, помещалась на шкафу с неглубокими ящиками, в которых он хранил свою коллекцию насекомых. Часть стола занимали разложенные планы перестройки конюшен: с двумя гаражами внизу и квартирой для Тонбриджа и его семьи, жены и маленького сына, – вверху. Строительство было уже в разгаре, а он все думал, как бы усовершенствовать проект, и в конце концов послал за подрядчиком Сэмпсоном, чтобы показать все на месте. Одни из четырех часов пробили половину. Уильям поднялся, снял твидовую кепку с крюка за дверью и неторопливо направился в конюшни. Шагая, он вспоминал того славного малого, с которым познакомился в поездке… как бишь его? Кажется, начинается на К – ладно, потом выяснится, когда они приедут на ужин; естественно, миссис Как-ее-там тоже приглашена. Вот только он никак не мог вспомнить, предупредил о гостях Китти или нет; в сущности, если не помнил, то, скорее всего, не предупредил. Надо бы разжиться портвейном,
Taylor № 23 как раз сгодится.