– Скажи Филлис, пусть подготовит для меня одежду.
– А вот я никогда не хожу в театр.
– Луиза, неправда! Ты всегда ходишь на Рождество. И на свой день рождения в качестве подарка.
– Подарки не в счет. Я о том, что обычно я там не бываю. А должна бывать, если собираюсь сделать актерскую карьеру.
Вилли пропустила ее слова мимо ушей: она просматривала первую полосу Times.
– О боже. Мать Молли Странгуэйс умерла.
Лидия спросила:
– А сколько ей было лет?
Вилли подняла голову.
– Не знаю, дорогая. Но, наверное, уже немало.
– А волосы у нее были белые?
Вмешалась Луиза:
– А как узнают, кто когда умер, чтобы напечатать об этом в Times? Ручаюсь, в мире умирает гораздо больше людей, чем поместится на страницу. Как же тогда выбирают, про кого напечатать?
Отец объяснил ей:
– Никто не выбирает. Тот, кто хочет что-либо опубликовать, платит.
– А король? Он тоже должен заплатить?
– Нет, он – другое дело.
Лидия, которая перестала жевать, спросила:
– До скольких лет живут люди?
Но произнесла она это так тихо, что ее, похоже, никто не услышал.
Вилли, которая поднялась, чтобы подлить себе кофе, заметила пустующую чашку Эдварда и наполнила заодно и ее со словами:
– У Филлис выходной, так что твою одежду разложу я. Постарайся вернуться не слишком поздно.
– А до скольких лет живут мамы?
Заметив выражение лица младшей дочери, Вилли поспешила заверить ее:
– Долго-долго! Вспомни мою маму и папину тоже. Они ужасно старые, и обе в добром здравии.
– Зато стать жертвой убийцы можно в любое время, в любом возрасте. Вспомни Тибальта. И принцев в Тауэре.
– А что такое «жертва убийцы»? Луиза, что такое «жертва убийцы»?
– Или утонуть в море. Потерпеть кораблекрушение, – мечтательно добавила Луиза. Потерпеть кораблекрушение было ее заветной мечтой.
– Да замолчи же, Луиза! Неужели не видишь, как она волнуется?
Но было уже слишком поздно. Лидия разразилась судорожными всхлипами. Вилли подхватила ее на руки и прижала к себе. Луиза раскраснелась и надулась от стыда.
– Ну-ну, мой утеночек. Вот увидишь, я буду жить очень-очень долго, а ты вырастешь, и дети твои будут уже большие, совсем как ты, и будут носить ботинки на шнурках…
– И рединготы?
Она все еще всхлипывала, но ей уже хотелось редингот – твидовый, с разрезом сзади и карманами, чтобы надевать, когда идешь кататься верхом, – и ей показалось, что момент самый подходящий, чтобы получить его.
– Посмотрим, – Вилли посадила Лидию обратно, а няня велела:
– Допивайте молоко.
Лидии хотелось пить, поэтому она послушалась.
Эдвард нахмурился, глядя на Луизу, потом спросил:
– А как же я? Ты не хочешь, чтобы и я жил вечно?
– Не так долго. Но чтобы и ты – да, хочу.
Луиза сказала:
– Я-то хочу. Когда тебе будет за восемьдесят, я буду возить тебя, беззубого, в кресле на колесах, а ты – пускать слюни.
Как она и рассчитывала вернуть себе его расположение, отец покатился со смеху.
– Буду ждать с нетерпением, – отец встал и вышел, унося с собой газету.
Лидия объявила:
– Он в уборную пошел. По-большому.
– Довольно, – резко оборвала ее няня. – За столом о таких вещах мы не говорим.
Лидия уставилась на Луизу, ее взгляд был равнодушным, но губы беззвучно шевелились, словно она кулдыкала по-индюшачьи. Как и следовало ожидать, Луиза расхохоталась.
– Дети, дети… – слабо запротестовала Вилли. Лидия порой вела себя уморительно, но и нянино amour propre[5] следовало пощадить.
– Ступай наверх, дорогая. Ну, иди же, нам уже скоро выходить.
– В какое время мы должны сопровождать вас, мадам?
– Думаю, около десяти, няня.
– Посмотри моих лошадок, – Лидия сползла со своего стула и бросилась к застекленным дверям, которые Луиза открыла перед ней. – Пойдем, – она схватилась за руку Луизы.
Ее лошадки, привязанные к изгороди в глубине сада, были длинными палками разных цветов: ветка платана изображала пегую лошадь, какая-то серебристая – серую, а буковая палка, подобранная в Суссексе, – гнедую. Замысловатые недоуздки на каждой были изготовлены из обрывков бечевки, рядом с лошадками стояли цветочные горшки, полные скошенной травы, на картонках цветными мелками были написаны клички. Лидия отвязала серую и легким галопом заскакала по саду. Время от времени она неуклюже подпрыгивала и упрекала свое верховое животное: «А ну-ка, хватит брыкаться!»
– Смотри, как я еду! – звала она. – Лу, посмотри на меня!