«Я не могу принять Андрея Болконского с его страданиями и нравственными мучениями. Они кажутся мне надуманными и нежизненными. В наш век вряд ли найдется человек, который, взглянув на небо, скажет, что вся эта жизнь — «суета сует», не так надо жить, а по-другому. Думаю, что современный человек, посмотрев на чистое, безоблачное небо, на зеленеющий дуб, на девочку, весело смеющуюся, не пересмотрит взгляды на жизнь. Я не могу принять того, что Наташа, взглянув в окно и увидев прекрасный вечер, затаила дыхание и долго не хотела уходить. Конечно, все это прекрасно, но это мне чуждо. Я, например, не буду сидеть на подоконнике и говорить своему брату о красоте вечера и т. д. Я думаю, что даже влюбленные лет через десять не будут говорить, что закат красивый, воздух мягкий, а будут говорить, что ветер умеренный, температура ниже нуля, давление ртутного столба 750 мм. Вот что более соответствует нашему времени».
«Когда я прочел «Войну и мир», одно я чувствовал совершенно четко: есть что-то невероятно близкое мне в стремлениях, переживаниях, исканиях героев. Особенно одного — Андрея Болконского. Этот герой мне близок всем. Я вместе с ним мечтал о Тулоне, вместе с ним прозрел на Аустерлицком поле, полюбил Наташу и порвал с ней, я переживал, глядя на прощение князем Андреем Наташи, и был неимоверно удивлен смерти Андрея Болконского. В каждом поступке Андрея Болконского я видел себя. Но... ближе всего мне был князь Андрей в его худших поступках. Да, я радовался его прощению Наташи, но разве можно это сравнить с тем чувством, когда князь Андрей порвал с ней. Я восхищался Андреем Болконским порывающим, а не прощающим. Для меня гораздо ближе князь Андрей, сгорающий честолюбием, чем познающий тщетность этих стремлений. Я видел правильность этого продвижения к истине, к этой переоценке ценностей, но они меня не убеждали. И хотя я знал, что князь Андрей поступил несправедливо, не простив Наташу, я, оказавшись на его месте, поступил бы так же».
Как видите, и здесь мы встречаемся с тем же: глубоко личностным восприятием литературного героя. Когда речь идет о восприятии художественной литературы, это естественно (мы не говорим сейчас о том, что это личностное восприятие может быть и обедненным, и искаженным, и ложным, и что поэтому задача преподавания литературы — идя от этого непосредственного, живого восприятия, личного отношения, восприятие это обогатить, уточнить, насытить всеми красками созданного писателем художественного образа).
Совершенно очевидно при этом, что наряду с индивидуальными особенностями восприятия художественного произведения существуют и некоторые типические.
Несколько лет назад, закончив на уроках литературы анализ драмы А. Н. Островского «Гроза», я предложил девятиклассникам в течение урока ответить на вопрос: «Волнует ли «Гроза» современного читателя и зрителя?» Больше половины писавших принимают «Грозу» и Катерину:
«Ее естественность, честность, чистота, незаурядность и достоинство могут служить примером».
«Ее характер, твердый, сильный характер, который не может смириться с насилием, со злом, не может не волновать нас».
«Героизм и мужество необходимы людям любого времени».
«В пьесе Островского нас прежде всего поражает характер Катерины. Если ей не нравится жить в доме Кабанихи, она и не будет здесь жить: «Не хочу здесь жить, так не стану, хоть ты меня режь!» Если она любит Бориса, то так, что ей нипочем людской суд: «Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?» Характер Катерины открытый, прямой. А в наше время не всем хватает душевных сил, чтобы совершить какой-нибудь решающий поступок. И современному зрителю будет интересно посмотреть, как разворачиваются события в драме».
Но почти половина писавших ответила, что сегодня читателя и зрителя «Гроза» не волнует.
«Драма Катерины — драма того времени. То, что произошло с Катериной, могло произойти только тогда. Только тогда можно было сказать: «Нет, мне что домой, что в могилу — все равно... в могиле лучше».
«То, что Катерина изменяет нелюбимому мужу, не волнует современную молодежь. Ведь сейчас не считается грехом уйти от нелюбимого мужа».