— А глупая Непризнанная не знает, что делать… Она ищет решение, которое всё изменит, — прошептала хриплым голосом и сделала шаг к нему, возвращая расстояние, успокаивающее душераздирающее чувство внутри. — Обдумывая всё, она боится отказаться от того, без чего не сможет даже дышать.
— Это лишь лживые запасы кислорода, в нужную минуту превратившиеся в отравляющий туман…
— Дино, мне тяжело выбирать… — прохрипела, подняв заплаканные глаза на него, искала что-то, что подскажет и поможет. — Оказалась возле двух пропастей. Одна является светлой дорогой с уже известный Рай, а другая в манящую тьму, которая может оказаться кончиной и жизнью одновременно…
— Вики… — тяжело выдохнул и прикрыл глаза, обдумывая что-то. — Этот выбор будет с тобой до самого конца. Окажется ли тот риск, подвергающий на нескончаемые мучения, оправданным? — открыл, внимательно разглядывая.
Заплаканными глазами глядела и осознавала, что ответ в голове делал больно. Неизвестность выбора и последствия меня могли иметь разрушительную силу. Стать очертаниями самого жуткого кошмара, который неспособна даже представить наяву. Встречаясь с небесными глазами ангела, всеми силами пытающегося донести до меня то, что давно крутилось в моей голове.
Он старался переубедить, выхватить меня из тёмных когтей, уже давным-давно поглотивших и утягивающих в неизвестность. В голове одни вопросы, тревоги, не знающие пощады и помилования.
Я всегда рвалась быть на стороне ангелов, помогать нуждающимся и быть примером для многих. Добиваться целей не хитрыми и грязными путями, а своими силами, излучающими только белый чистый свет.
Созданный образ въелся в голову, широкие мысли, что даже перестала чувствовать себя Непризнанной. В своём отражении разглядывала собственные голубые радужки океана и не видела чего-то запретного, того, что всегда отрицала.
Но, оказавшись в страсти с самим сыном Сатаны, можно ли продолжать считать себя такой?…
Тяжело выдохнула и прикрыла глаза, сжав пальцы в кулак. Чувствовала, как будто чья-то рука легка на шею, закрепив мёртвую хватку, натиском пальцев перекрывали жизнь, которая была в смятении и непонимании. Но это было воображение, пытающееся от чего-то предостеречь. Спустя долгие минуты безмолвного молчания, приоткрыла глаза и глянула на ангела, продолжавшего смотреть на меня исподлобья. Чувствовала к себе полное отвращение, охватывающую ненависть и злость, но осознавала, что это лучший выбор из имеющихся.
Хотела разрыдаться от разрывающей боли в груди, захлёбываться и перестать чувствовать, но всё было реальным, слишком чувственным и видимым. Сжала губы в тонкую линию, борясь ещё с имеющимися сомнениями, сделала порывистый шаг к ангелу, успевшему сжаться и настороженно замереть. Его рука поднялась в воздух, не прикасаясь, провела талой стороной невесомо по щеке, разрывая изнутри ещё сильнее. В его ангельском взгляде видела открытую надежду, а сама хотела закричать и оглушить себя своим же сорвавшимся голосом.
— Я решила… — прохрипела и, откашлявшись, заметила в глазах ангела настоящее переживание.
Надеюсь, я из-за этого не пожалею…
Размеренные и спокойными шаги незначительным эхом, отбиваясь от белоснежных стен школьного коридора, отскакивали и растворялись в воздухе. Сердце, лениво бьющееся внутри, трескалось и разрывалось от каждого злополучного шага. Будто чувствовала, делая медленный шаг, наступала и моментально резалась острыми лезвиями ножа. Вкушала, как судьба, довольная моим выбор, воодушевлено водила остриём по коже, по уничтоженной душе, неспособной больше радостно трепетать. Прикусив до боли нижнюю губу, пальцами залезла в свои шелковистые волосы, перебирала пряди, чтобы успокоить выходящее чувство несправедливости наружу.
Шла и ненавидела себя, свою слабость и ничтожество. Противоречивая и сомнения заглушали собственные эмоции, показывающее и доказывающее то, что моё сердце усердно твердило с того проклятого дня. Перед глазами была лишь его ухмылка, идеальная и ослепительная, бросающая в огонь и доводящая до невообразимого наслаждениями. Уничтоженно всхлипывала, идя по коридору, видела его воображаемый красный взгляд, смотрящий с любимой похотью и порочностью. Единственный, кто своим дьявольским видом не оттолкнул, а притянул вплотную.
Остановившись у двери, которая потом не отпустит, не позволит изменить решение, тяжело и прерывисто дышала, боясь сделать поспешного движения. Сдерживала из последних сил слёзы, готовые предательски политься нескончаемым потоком по щекам. Приложив к губам ладонь, обрывисто выдохнула, ища в себе последние силы.
Прикрыв глаза, в напряжении во всём теле опустила ручку двери вниз, этим перечеркивая уже невозможный поворот назад.
Зашла в едва различимую зрачкам темень, завидя ладонь за спину, закрыла дверь, погружая глаза в непроглядную тьму. Но знакомый взгляд алых глаз, смотревшихся с промелькнувшим удивлением, являлся тёплым светом, который единственный осветил для меня невидящее. Сделала воображением разрушительный шаг и чувствовала скопившиеся слёзы в уголках, отказывающиеся ждать разрешения. Люцифер, сидевший в излюбленном кресле, решил встать, от чего мне почему-то было сложнее двигаться. Шагами, в глубине души убивающими, подошла и встала вплотную. Подняла голову и смотрела в его встревоженные глаза, разглядывающие с открытым переживанием.
Чуть горько не разревелась, осознавая, что в последний раз смотрела с такой любовью и светлой печалью, становящейся беспощадным мраком. Последний раз вдыхала излюбленный запах его тела, позволяла последний раз стоять вплотную и умирать от собственного решения. Он смотрел так открыто, так обеспокоено, что бьющееся сердце комом сжималось, делая невыносимо больно. Я знала, что будет тяжело, но должна — нет, обязана попрощаться и последний раз налюбоваться им, совершенным до неповторимости.
— Малышка… — послышался его голос, откровенно сопереживающий. Горячая ладонь бережно легла на щеку, а пальцы поглаживали кожу. — Что с тобой?…
Нескончаемый поток горечи и страданий серьезно обеспокоили, а я, зная, что будет дальше, молчала и не могла сказать и слова. Потерянный взгляд скользнул на его губы, несколько секундных сомнений, и я припала к ним в горьком и безысходном поцелуе, передающим всю уничтожающую боль. Сплетя руки на шее, потянула на себя, углубляя сплетения языков, захлёбывалась в слезах и поцелуе, одновременно страстном, но для меня утешающем. Ощущала, как настороженно Люцифер отвечал, но его действия казались недостаточными. Шептала с болью, в самые губы, как хочу его всего, безумно и безнадёжно, хрипя ломающимся голосом.
Мой шёпот оказывал на него непреклонное влияние, не поддающееся обдумыванию и обсуждению. Обхватив грубо за ягодицы, заставил сплести ноги на торсе и, не разрывая жаркого поцелуя, повёл в сторону кровати. Прижималась к нему настолько было возможно, душой плакала, а чувствами прощалась, надеясь в последний раз вкусить его грубость и властность надо мной. Ненавидела себя за мысли, что использовала, но не могла остановиться. С каждым порывом страсти, балансирующей горечью и желанием, Люцифер отвечал с большей требовательностью, заставляя внутри меня метать и крушить.
Оказавшись спиной на кровати, в диком желании разорвала его рубашку, от чего пуговицы звонко упали на пол, покатились в неизвестные стороны. Приближая его к себе снова ближе, прикасалась подушечками пальцев к разгорячённой и пылающей коже. Сглатывала удушающим ком в горле и сдерживала всхлипы, последний раз блуждая внимательным взглядом по рельефным изгибам, не прекращающим действовать на меня каждый раз одинаково. Видела, как он с сомнением смотрел на моё состояние, но почему-то решал молчать, давая то, что необходимо в данную минуту.
Его властные руки блуждали по всему телу с нажимом, будто стирая все глупые мысли, а я парила в противоречивых чувствах и сознании, возненавидевшим себя саму. Чувствовала возбуждение, сильное и несокрушимое, но с каким-то незнакомым дополнением настораживающим и остерегающим. Люцифер без церемоний разрывал ткань одежды, которая, треща от его силы, остатками летела куда-то в угол комнаты. Оставшись почти обнаженной, горела изнутри, а стоило почувствовать его пальцы на внутренней стороне бедра, изогнулась и высвободила обессиленный стон.