– Как будто тебя это волнует? – На этот раз я действительно отстраняюсь от него, устанавливая столь необходимую дистанцию между нами. – Твоя единственная цель - получить то, что ты хочешь. Что, если я упаду в обморок, или умру, или меня собьёт долбаный автобус? Всё это будет просто частью твоих дурацких игр.
– Это неправда.
– Неправда? Дай мне передохнуть, Коул. Ты делаешь это со мной только для того, чтобы доказать, что можешь, быть победителем, как обычно, видеть, как я разбиваюсь и проигрываю.
Он переплетает наши пальцы и кладёт их себе на живот, наблюдая за мной с непроницаемым выражением лица.
– Это то, о чём ты думаешь?
– Это то, что есть на самом деле.
– Это не так.
– Ты хочешь сказать, что сделал бы всю эту чушь, если бы не чувствовал угрозы со стороны Эйдена?
К концу мой голос теряет силу, и я проклинаю себя за то, что эта мысль так повлияла на меня.
– Перестань упоминать его, когда мы с тобой разговариваем. – Его тон понижается. – Если это касается только нас, то это будет касаться только нас двоих.
– Ты хочешь, чтобы это касалось нас двоих? Хорошо. Вот наш разговор вдвоём… Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, чёрт возьми.
– Видишь ли, у тебя проблема, Сильвер.
– Проблема?
– Ты лгунья, и ты отрицаешь это. Ты можешь лгать себе сколько угодно, но ты не можешь лгать мне. Ты не можешь шпионить за мной, когда я играю в футбол или плаваю, а потом притворяться, что тебе на меня наплевать. Ты не можешь вести себя собственнически по отношению ко мне, прогоняя всех девушек, а потом решить, что ты сделала это только ради семейного имиджа. Ты не можешь кончать ото всего: моих пальцев, моего языка и моего члена, а потом притворяться, что ты, блядь, не хочешь меня.
О, Боже.
Я проглатываю комок в горле, уставившись на него так, словно у него выросло две головы.
– Но это не единственная ложь, которую ты говоришь себе, – продолжает он тем раздражающе спокойным тоном. – Ты притворяешься, что счастлива за своего отца, когда втайне ненавидишь его новый брак, потому что у тебя всегда была сказочная мечта о том, чтобы твои родители снова были вместе. Ты любишь мою маму, но из-за этого чувствуешь себя виноватой перед своей мамой. Иногда ты жалеешь, что родилась ребёнком своих родителей, потому что, возможно, это заставило бы тебя чувствовать себя здоровой, как другие дети с неразделёнными родителями. Ты чувствуешь себя виноватой за то, что порвала дружбу с Кимберли, но ведёшь себя с ней как сука, потому что это твой единственный защитный механизм, чтобы держать её подальше. Ты же не хочешь, чтобы она видела твои уродливые стороны или то, какой пустой ты на самом деле чувствуешь себя внутри. У тебя есть недостатки, и ты ненавидишь эти недостатки, поэтому ты используешь своё отношение и внешность, чтобы заставить всех поверить, что ты идеальный человек, в которого они хотели бы превратиться.
– Ты оставляешь Саммер и Веронику своими друзьями, потому что они одноразовые, и поэтому ты не будешь чувствовать боль, которую всё ещё испытываешь, когда смотришь в сторону Кимберли и понимаешь, что она тоже оставила тебя и предпочла Эльзу тебе. Правда в том, что ты ревнуешь к Эльзе, и это не из-за Эйдена. Ты ревнуешь не только к тому, что она забрала Ким, но и к тому, что Ронан и Ксандер тянутся к ней и оставляют твой снобизм позади. Но ты не можешь сказать им, чтобы они проводили с тобой больше времени, потому что это заставит тебя казаться слабой, и ты ненавидишь это больше, чем потерять всех своих друзей, которые действительно важны. Ты позволяешь парням сблизиться, но никогда не подходишь достаточно близко, чтобы они могли увидеть, кто ты, что ты такое. Ты никому не позволяешь видеть своё лицо без макияжа, потому что стесняешься веснушек на носу. Ты также стесняешься слушать рок-музыку, и делаешь это втайне, потому что боишься, что, если Синтия или кто-нибудь другой узнает, что ты её слушаешь, они подумают, что ты не заслуживаешь играть на пианино. Ты...
– Заткнись!
Мой голос дрожит, затем срывается, выходя таким же загнанным, как я себя чувствую.
Как будто я выслушала искажённый пересказ своей жизни. Как будто кто-то погрузил свои пальцы внутрь меня и вырвал часть меня, которую я всегда держала под замком.
Нет. Не кто-то.
Коул.
Он снова принял мой выбор и узнал то, что не должен был узнать.
Учитывая, насколько он наблюдателен, я решила, что он кое-что знает обо мне, но никогда, даже в самых смелых мечтах, я бы не подумала, что он копает слишком глубоко.
– Почему? – говорит он небрежно, как будто он только что не перевернул мой мир с ног на голову. – Тебе не нравится слушать, как тебе бросают правду в лицо? Я могу рассказать тебе о...
– Прекрати. – Я подразумевала это как приказ, но звучит как мольба. – Просто остановись, Коул.
Он кладёт руку мне на затылок и притягивает меня к себе, так что наши лбы соприкасаются. Я делаю резкие вдохи, вдыхая его с каждым вдохом.
– Вот в чем дело, Бабочка, я не могу остановиться.
– Почему нет?
– Потому что ты мой хаос, а я не могу выжить без хаоса.
– Я - хаос?
– Худший из всех. Самый красивый из всех. И знаешь, что? С таким же успехом ты можешь быть самым смертоносным.
Моё дыхание прерывается.
– Ты когда-нибудь отпустишь меня?
– А ты?
Нет.
Это слово пронзает мою голову так же реально и так же выворачивает наизнанку, как тот кошмар. Не нужно об этом думать. Я точно знаю, что, если бы я снова увидела рядом с ним какую-нибудь девушку, я бы спланировала её уничтожение и разорвала её на неузнаваемые кусочки.
Но я этого не говорю, потому что, по правде говоря, я знала, что Коул жил ради хаоса. Под его спокойной внешностью это единственное, что он планирует. Единственное, ради чего он живёт изо дня в день.
Он всегда, без сомнения, теряет интерес, как только хаос становится скучным.
Для меня это тот же случай. Если я перестану вносить хаос в его жизнь и каким-то образом нарушать её течение, он бросит меня, как будто меня никогда не существовало.
Эта мысль пронзает моё сердце сильнее, чем проявление моего подсознания в том кошмаре.
Если я хотя бы отдалённо хочу заполучить его, то мне нужно быть его хаосом.
Его единственным хаосом.
И за это я подвожу папу, маму и даже Хелен. Я свободно падаю в грех, и у меня нет способа остановить это.
– Так я и думал.
Он усмехается, целует меня в нос и снова притягивает к себе.
Он ложится на спину и прижимает меня к изгибу своего тела так, что я наполовину лежу на нём.
– Коул? Что ты делаешь?
Его глаза уже закрыты.
– На что это похоже? Я сплю.
– Ты не можешь спать здесь, - шепчу-шиплю я, но, когда пытаюсь встать, он прижимает меня к себе.
– Конечно, я могу, Бабочка. На самом деле, мне не нравится моя кровать. Я буду пользоваться твоей каждый вечер.