– Нас. Это называется «мы». – Его голос становится резким. – И они, по крайней мере, должны знать, что ты принадлежишь мне. Не похоже, что они кому-нибудь расскажут.
– Нет никаких нас, Коул. Перестань обманывать себя.
Он наклоняет своё тело в мою сторону, и я откидываюсь на сиденье, ожидая, что он что—то сделает - не знаю, что, но он не может поцеловать меня здесь, где все могут нас видеть.
Вместо того чтобы прикоснуться ко мне, он пристёгивает меня ремнём безопасности.
– Есть «мы». На самом деле, это единственное, что существует. Чем скорее ты прекратишь бороться с этим, тем лучше для тебя.
Он сильно дёргает меня за волосы, прежде чем снова сесть на место. Я притворяюсь, что его там нет по дороге домой. Или я все равно пытаюсь это сделать. Мне никогда не удавалось преуспеть в этом.
Как только мы оказываемся внутри, папочка и Хелен приглашают нас на ужин.
– Я рада, что вы ладите. - Говорит Хелен.
– Твоя пища была хорошо принята, - добавляет папа.
– Пища? - спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.
Хелен показывает мне статью.
«Семья Себастьяна: Будущее»
Там есть хитрая фотография, сделанная со мной и Коулом, когда мы ели и улыбались. Это было, когда мне на нос попал майонез.
Я возвращаю папе приветливое выражение лица, хотя внутри у меня всё немного замирает.
Я стараюсь держаться подальше от Коула до конца вечера. Не садиться рядом с ним или напротив него. Не смотреть на него во время брифинга Фредерика. Когда приходит время ложиться спать, я запираю дверь и прячусь под простынями, едва сдерживая слезы.
Я набираю номер мамы, и она берет трубку после второго гудка.
– Мам...
– В чем дело, милая?
Её голос слабый, но обеспокоенный.
– Я просто скучаю по тебе.
– О, Куколка. Я тоже скучаю по тебе.
Она шмыгает носом.
– Мам, ты плачешь?
– Я скучаю по тебе. Я скучаю по дому. Я даже скучаю по Себастьяну. Что со мной не так?
Я сажусь, моё сердце бешено колотится.
– Мам, ты пьёшь?“
– Нет. Я смотрю Дневник Памяти и ненавижу свою жизнь.
– Сколько раз ты смотрела этот фильм? Я думал, ты ненавидишь романтические фильмы.
– Да, – она делает паузу. – Он счастлив с ней?
Я сглатываю, но решаю смягчить удар.
– Я не уверена.
– Он счастлив. Ты просто не хочешь причинить мне боль, – она выдыхает. – Я буду лучше, Куколка. Я обещаю.
– Мама, если ты всё ещё заботишься о папе, почему вы, ребята, развелись?
– Мне на него наплевать. Твой отец поймёт свою ошибку с Хелен и будет умолять меня быть с ним, и знаешь, что я ему скажу? Нет. Кроме того, у меня есть Люсьен.
– Ты самая красивая женщина, которую я знаю, мама. Любому мужчине повезло, что у него есть ты.
– Какой смысл, если у меня нет единственного для себя? – Она вздыхает. – В любом случае, расскажи мне о своём дне.
Мы ещё несколько минут говорим о школе и фортепиано. После того, как она повесила трубку, я продолжаю думать о том, что она сказала.
Какой смысл, если у меня не может быть единственного для меня?
Действительно, какой в этом смысл?
Я уже собираюсь выключить прикроватную лампу, когда на балконе появляется тень. Раздаётся шорох занавесок, прежде чем кто-то врывается внутрь.
Мой рот открывается, чтобы закричать, но потом, я вижу, Коула.
На нем простые серые брюки и белая футболка, но в этом домашнем он выглядит как модель на съёмках.
– Что, чёрт возьми, с тобой не так? – Я тяжело дышу. – Что ты здесь делаешь?
– Иду спать.
– Убирайся. Я заперла дверь не просто так.
– Запертая дверь не может удержать меня на расстоянии. Кроме того, как ты думаешь, почему я выбрал комнату рядом с твоей? Я всегда прихожу через балкон. Я тоже должен держать свою дверь запертой на случай, если мама придёт проведать меня.
– Есть что-нибудь, о чём ты не подумал?
– Ты.
Он ныряет рядом со мной под одеяло и прижимает меня к себе. Его каштановые пряди беспорядочно падают на голову.
- Я?
– Ты - единственное, о чём я никогда не мог подумать.
У меня перехватывает дыхание, но я шепчу.
– Потому что я твой хаос?
– Потому что ты - причина, по которой я с нетерпением жду новых дней. Его рука скользит под мою просторную рубашку. – Ммм. Ничего. В этом году ты в списке непослушных.
– Я не такая.
– Да, это так. Моя непослушная девочка. – Он стягивает брюки, и я прикусываю губу, когда он останавливает кончик своего члена рядом с моим входом. – Я собираюсь трахнуть тебя, как тот мужчина сегодня трахнул ту женщину. Это будет тяжело и безжалостно, и ты будешь стонать моё имя.
Мои конечности разжижаются, и я вот-вот застонаю от одного только нападения его слов.
Я не успеваю ответить, как Коул врывается в меня одним безжалостным движением. И тогда он сдерживает своё обещание.
Глава 26
Коул
Есть правильные и неправильные дни.
Сегодня - последнее.
Я знаю правильные дни — точнее, я нашёл их за последние пару недель.
Правильные дни начинаются с лица Сильвер напротив моего, прежде чем я разбужу её своим языком в её киске, и она приглушит свои крики в подушку, чтобы никто не услышал.
Правильные дни включают в себя оставление засосов по всей её груди, животу и даже шее, а затем слежку за ней, когда она тайно смотрит на них в зеркало с улыбкой.
Эти дни включают в себя прокрадывание за спинами всех, когда мы ужинаем, и траханье её у стойки в ванной, пока её лицо в оргазме не станет единственным, что видно в зеркале.
Эти дни также можно провести в клубе, где мы смотрим, как люди занимаются сексом, пока она не станет такой горячей и озабоченной и не начнёт прикасаться ко мне. Где я трахаю её там, пока моё имя не слетает с её губ в сдавленном стоне.
Правильные дни заканчиваются тем, что я проскальзываю в её комнату и трахаю её, прежде чем обнять перед сном, только для того, чтобы разбудить её посреди ночи, чтобы трахнуть снова.
Вот в чем проблема с Сильвер… Невозможно насытиться ею. У меня нет кнопки «пауза» или «стоп», когда речь заходит о ней. В тот момент, когда я думаю, что насытился, она застонет во сне или рассеянно погладит меня по груди, и все, что я хочу сделать, это снова овладеть ею.
Сопротивление никогда по-настоящему не ослабевает в ней. Не имеет значения, что она кончает вокруг меня, или что она всё ещё идёт за моей спиной, чтобы угрожать любой девушке, которая приближается ко мне. После каждого раза, когда я беру её, каждого оргазма и каждого поцелуя, она не перестаёт бормотать, что ненавидит меня.
Её тело может открыться мне добровольно и без всякого сопротивления, но она все еще держит своё сердце и разум под замком.
В правильные дни мне было на это наплевать. Единственное, что имеет значение, это то, что она моя. Ну и что с того, что никто не знает? Я всё ещё единственный, за кем она приходит, о ком умоляет и чьё имя она стонет.