— Нет. Отец только рассмеялся, когда я рассказал ему о тетради. Высокое же гражданское сознание у этого синьора! Некоторые господа беззастенчиво пользуются тем, что не хватает квалифицированных специалистов, особенно в области атомной физики. Увы, мы вынуждены с этим считаться. Вы сами убедитесь, какие лентяи учатся в средней школе; к счастью, вы настоящий педагог. Мне дали понять, что дело Моранини лучше спустить на тормозах.
— Но как же Устав?..
— Нужно постичь дух закона, а не букву, — назидательно сказал директор. — Кто знает, вдруг этот Моранини поэт? Читайте, читайте.
— Поэт?!
Эроальдо взял крамольную тетрадь, которую директор сунул ему в руки. Вынув закладку, он прочитал: “Я купался в море, а не в школьном бассейне…”
— Не может быть! Его отец-ученый и прекрасно знает, что море — источник микробов. Ему бы никогда не позволили!
— Вот именно. Это фантазия: Моранини поэтически оживляет воспоминания предков. Ему нравятся стихи Леопарди, которые он вычитал в нелепых книгах, отпечатанных на бумаге. В своем дневнике он пишет всякую чушь; но отец не обращает на это никакого внимания. А раз он доволен, мы не имеем права вмешиваться. Семья для нас священна. Мы предупредили родителей и тем самым выполнили свой долг.
— Леопарди… — вслух подумал Эроальдо. — Ему нравится Леопарди. Хороший признак. Это был великий поэт-фантаст. — И он снова ощутил благодарность к поэту, который помог ему выдержать конкурс.
Директор очень удивился, но внешне остался невозмутимым.
— Да, таковы, кажется, нынешние воззрения критики. У меня, увы, нет времени заниматься литературой. Вы сами скоро убедитесь, что мы должны быть в курсе всех последних достижений науки и техники. Фантабиопедагогика, фантапедагогическая наука или парапедагогика — вот главные проблемы современности! Впрочем, вы на собственном опыте узнаете… Так как же нам поступить с Моранини?
Эроальдо вертел тетрадь, тщетно пытаясь найти выход из положения. “А что, если применить к Моранини принципы эстетики Кампоформа?” Так, посмотрим! Тетрадь могла бы быть выражением фантареализма. В результате школьного конфликта в ученике Моранини пробудилось чувство коллективного подсознания.
— Ну, конечно, в таком случае можно применить фантапсихоаналитическую теорию! — воскликнул Эроальдо. — У мальчика обострился процесс самобичевания… и вот появилась эта тетрадь, что явно противоречит Уставу.
— Чудесно, синьор Банкони, чудесно! Я и не знал, что вы столь сведущи в фантапедагогике. Председатель комиссии был прав. Вас ждет блестящее будущее. Идите, мой друг, поговорите с Моранини и постарайтесь просветить коллег в вопросах фантапедагогики…
Итак, сам того не замечая, он стал пользоваться в школе не меньшим авторитетом, чем директор. Какая блистательная карьера открылась перед ним! О, Моранини, ты тоже оказался орудием моей судьбы!
А может быть, — тут он остановился и удивленно посмотрел вдаль, — может быть, это я сам творец своего будущего?
Лино Альдани
Луна двадцати рук
— Дэвид Портленд, к доске! — сказал учитель Круппен, оторвавшись от классного журнала.
Дэвид зачем-то отодвинул книги и тетради и наконец вылез из-за парты.
— Ты выучил урок по астрономии?
— Конечно, господин учитель.
— Отлично. Скажи, сколько естественных спутников у планеты Сатурн?
— Десять, господни учитель.
— Хорошо. Назови их и укажи в хронологическом порядке, когда они были открыты.
— Титан, — неуверенно начал перечислять Дэвид, — Япет, Рея, Диона, Тефия, Энцелад, Мимас, Гиперион… — Тут он запнулся и, покраснев от напряжения, уставился на носки ботинок.
— Так, дальше, — подбодрил его учитель. — Недостает еще двух: Феба и?..
— Феба и Темпе.
— Верно. Ну, а теперь второй вопрос. Как иначе называют Титан?
— Титан? Его называют “Луной двадцати рук”.
— Объясни, почему?
— Не знаю, господин учитель.
— А должен был бы знать, Дэвид, — с упреком сказал учитель. — Я задал на сегодня прочитать отрывок из приложения к учебнику. Если бы ты его прочел, то мог бы ответить на мой вопрос.
— Да, господин учитель, но я… не стал его читать.
— Почему же?
Дэвид Портленд заколебался, по потом вскинул глаза на учителя и выпалил:
— Потому что я не люблю астрономию.
В классе стало необычно тихо. Изумленные взгляды учеников словно были прикованы к лицу Дэвида. Учитель Крупней снисходительно улыбнулся.
— Да, не люблю, — осмелев, повторил Дэвид. — Терпеть ее не могу. И потом… зачем она мне, эта астрономия? Космонавтом я стать не собираюсь. Я хочу быть хирургом, как и мой отец. И не на какой-нибудь планете, а здесь, на Земле.
Учитель снова улыбнулся:
— Не рано ли ты выбрал себе профессию? Вдруг передумаешь?
Дэвид немного растерялся. Под пристальным взглядом учителя он прикрыл ладонью глаза.
— Дай-ка мне твою книгу, Дэвид.
Учитель взял учебник, заглянул в оглавление, быстро перелистал страницы.
— На, держи, — сказал он, протягивая Дэвиду раскрытую книгу. — Прочти вот здесь. Это рассказ неизвестного автора двадцать первого века. Читай повнимательнее. Я вызову тебя еще раз.
Низко опустив голову, Дэвид поплелся на место под хихиканье друзей. Он тяжело вздохнул, скорчил ехидную рожу сразу всему классу и углубился в чтение.
Знакомо ли вам, хотя бы в общих чертах, строение одноклеточного организма? Так вот, космический корабль “Ибис” походил на такой организм. Он не был смонтирован или собран по частям, его обшивку не сваривали и не стягивали болтами. Словом, он совершенно не напоминал механизм, отдельные части которого можно вынуть или заменить. Нет, корпус “Ибиса” был цельным, и, создавая его, ученые строго следовали принципам новейшей теории молекулярных сил. Внешне “Ибис” ничем не отличался от современных космических кораблей, разве только был поменьше и не столь быстроходен. Не спорю, в его конструкции имелись кое-какие дефекты, но шестьдесят лет назад, когда “Ибис” отправился в свой первый полет и проект Крузиуса и Благовича стал реальностью, все славили повое чудо техники.
“Ибис” имел электромагнитное управление. Крузиус и Благович блистательно доказали на практике, что для межпланетных путешествий космическим кораблям больше не нужно реактивное горючее. Особый ускоритель “антиграв” — генератор антигравитационного поля — позволял кораблю легко преодолевать любые пространства по гравитационным линиям, пронизывающим космос. Это было поистине гениальное открытие, настоящий переворот в технике.
Год две тысячи двадцать пятый ознаменовал собой конец атомной и начало электромагнитной эры. Но, увы, именно этот год оказался одним из самых трагических в истории человечества. Едва “Ибис” блестяще завершил третий пробный перелет Земля — Марс — Земля, как на нашей планете неожиданно для всех вспыхнула страшная эпидемия желтой чумы.
Сейчас, вероятно, лишь самые глубокие старики помнят о тех кошмарных днях. Впрочем, я в этом не уверен, ведь известно, что события, отличающиеся особой жестокостью, невольно вызывают защитную реакцию человеческого мозга, и почти всегда вступает в действие закон подсознательного оптимизма, побуждающий нас забыть все неприятное. Так или иначе, но нет ни одной книги по истории и медицине, в которой не упоминался бы тот злосчастный год. Подсчитано, что за полгода эпидемия унесла полтора миллиарда людей — почти половину всего населения Земли. И если другой половине посчастливилось уцелеть, то этим земляне обязаны ксемедрину, который добывали на Титане, и космолету “Ибис”, который с неслыханной быстротой долетел до шестого спутника Сатурна.
Полет не был опасным. До этого человек уже не раз ступал на поверхность спутников Сатурна. Более того, он проник на планету Уран, сумел облететь и досконально изучить всю Солнечную систему — и все это на устаревших уже теперь атомных кораблях.
Словом, “Ибису” не грозила серьезная опасность. Не было оснований бояться и каких-либо неожиданностей.