Тигриные глаза выразили полное удовлетворение:
— Даю слово, братец, дальше я тебя опасности подвергать не стану.
Николас густо покраснел, но никаких слов в свою защиту найти не смог, а вместо этого лишь пробормотал:
— Как мы узнаем, когда Элиза получит новое приглашение?
Женевьева сдвинула брови и минуту-другую размышляла над поставленным вопросом, затем хмурую гримасу сменила лучезарная улыбка:
— Амелия! Для меня она это сделает. Будет перехватывать всю корреспонденцию для Элизы. Я попрошу Амелию приносить письма мне, прежде чем передавать их сестре. А почерк месье Делакруа я узнаю, поскольку видела его на том, первом письме. Все же остальные послания Амелия будет исправно вручать Элизе, чтобы не насторожить ее.
Это случилось два дня спустя: в разгар дневной жары Амелия тихо постучала в дверь. Посыльный — мрачный тип из портового люда — только что принес письмо для мадемуазель Латур. Беглого взгляда на эти решительные буквы, написанные черными чернилами, Женевьеве было достаточно, чтобы понять: вот то, чего она ждала. Она ласково поблагодарила Амелию и отпустила ее. Женевьева нервно ходила по иссеченной длинными солнечными бликами комнате, похлопывая письмом по ладони. «Читать чужие письма, определенно, еще хуже, чем подслушивать, — со стыдом подумала она. — А если это послание совершенно невинно, как объяснить Элизе, почему печать на нем оказалась взломанной?"
Впрочем, свой выбор Женевьева сделала, и теперь не время проявлять излишнюю щепетильность. Результат должен оправдать средства. Успокоив таким образом свою совесть, она безо всяких сомнений взломала печать и развернула тонкий лист бумаги. Цветистость стиля явно противоречила твердости почерка: у Женевьевы создалось безошибочное впечатление, что месье Делакруа вообще чужды слащавые комплименты и изящные обороты речи.
Смысл записки был чрезвычайно прост. После неопределенного намека на их столь некстати прерванное свидание во дворе магазина месье Делакруа умолял мадемуазель Латур встретиться с ним всего на пару слов тет-а-тет. В послании также содержался намек на то, что автор его пал жертвой эмоций, куда более бурных и глубоких, чем те, какие ему приходилось испытывать до сих пор, и лишь возможность увидеть и услышать мадемуазель Латур подарит ему хоть какое-то временное успокоение.
Губы Женевьевы искривились в горькой усмешке. Этот Доминик целился прямо в яблочко. Элиза воспримет его слова за чистую монету, ведь она так часто слышала все это от своих одуревших от обожания ухажеров, что не усомнится в искренности и на этот раз. Элиза была слишком избалована вниманием, чтобы понимать: Доминик Делакруа — не юный креольский джентльмен, играющий с ней в галантную игру.
В конце записки содержалось конкретное предложение: не согласится ли мадемуазель Латур сегодня вечером без провожатых выйти на прогулку в тот самый окруженный стеной садик? Ее почтительный поклонник, будет ждать у ворот, выходящих на боковую улицу. Если понадобится, то прождет весь вечер в отчаянной надежде, что ему все же окажут честь и позволят хоть несколько минут полюбоваться дамой своего сердца.
"Неглупо, — складывая письмо, подумала Женевьева. — Сестра, конечно, увидит в этом лишь слегка выходящее за рамки приличий свидание: даже не придется выходить за пределы отцовской усадьбы!» Единственное, о чем просили Элизу, это несколько слов, может быть, робкое рукопожатие под аккомпанемент сладких речей поклонника. Но как Делакруа собирается потом выманить девушку из сада и увести подальше от безопасного родительского дома? Где намерен держать ее, пока не добьется согласия Виктора Латура?
Так или иначе, но Женевьеве предстоит это узнать. От дурных предчувствий холодок снова пробежал у нее по спине. Правда, к страху примешивалось и другое чувство, которое она по неопытности определила лишь как волнение.
Существование креольской девушки на выданье весьма бедно интересными событиями, и Женевьева Латур, высокомерно игнорируя всякие последствия, с самого детства упорно старалась привнести в свою жизнь недостающее разнообразие и столь желанную романтику.
Глава 6
— Значит, вы не возражаете, Виктор, если Элиза и Женевьева пойдут со мной сегодня вечером на бал? — робко спросила Элен, передавая мужу блюдо с запеченным мясом.
Латур окинул взглядом обеденный стол, за которым сидели обе его дочери в бальных платьях и племянник в модных бриджах до колен. Все трое старательно смотрели в свои тарелки, боясь встретиться с ним взглядом и ненароком дать ему повод запретить Элен сопровождать девушек.
— Полагаю, у меня нет выбора, раз обязанностям жены вы предпочитаете обязанности мачехи, — проворчал Латур, давая понять, что недоволен тем, сколь неуважительно относятся его домашние к реальной жизни.
— Папа, это несправедливо, — запротестовала Женевьева, и, словно рябь по гладкой воде, волна тревоги пробежала за столом.
Виктор мрачно посмотрел на младшую дочь и припечатал:
— А вам, мадемуазель, вообще придется остаться дома и учить молитвы, которые напомнят вам о том, как следует вести себя со старшими.
— Да, папа, — пробормотала Женевьева, покорно опуская глаза, чтобы никто не заметил ее удовольствия.
Вот она и нашла предлог для того, чтобы уединиться в этот вечер. Сослаться на усталость или головную боль означало поднять нежелательную суету, поскольку всем было известно, что Женевьева никогда не устает и у нее никогда не болит голова. А уж сказать, что ей просто хочется посидеть с книгой вместо развлечения вне стен дома, было и вовсе не правдоподобно. Ничего лучше, чем отцовский запрет, и придумать было нельзя! Виктор ни за что не останется вечером дома, раз Элен уезжает на бал. Значит, Женевьева получает полную свободу — никто не заметит, как она выскользнет в сад.
Николас наступил ей на ногу, давая понять, как высоко оценил стратегию Женевьевы.
— Как жаль, что тебе придется остаться дома, — сокрушенно вздохнула Элен, поправляя кружевную мантилью, когда они прощались на веранде полчаса спустя; ее и Элизу уже ждал экипаж. — Вовсе не стоило меня защищать, дорогая. — И улыбнулась, понизив голос:
— Когда Виктор говорит подобные вещи, я его даже не слышу. Он ведь и сам знает, что это не правда.
Женевьева притворно нахмурила лоб.
— Ваш метод, несомненно, более деликатен, чем мой, Элен. Но я просто не могу сдержать себя, когда слышу такие несправедливые слова. И я ни о чем не жалею.
— Как ты можешь не жалеть? — Элиза удивленно посмотрела на сестру. — Сегодня вечером у Джерардов будут все! И там всегда играют самые лучшие музыканты.
"Но отнюдь не все там будут, — не без ехидства подумала Женевьева. — Если Элиза надеется на встречу с капером, ее ждет жестокое разочарование». Постояв на веранде и помахав отъезжающим, Женевьева вернулась в вестибюль как раз в тот момент, когда готовый очаровывать креольских аристократок Николас, натягивая перчатки, спускался по широкой закругленной лестнице.
— Я бы сказал «будь осторожна», — шепнул он, — но не уверен, что ты нуждаешься в подобном совете.
— Твой совет немного запоздал, — сухо ответила Женевьева и подумала, что намерение бросить вызов каперу едва ли можно назвать осторожным поступком, а вот волнующим и непреодолимо привлекательным — пожалуй. — Если утром меня здесь не окажется, сделай все возможное для Элен и Элизы, когда грянет гром. А он грянет непременно.
— Да что я могу сделать? — беспомощно пожал плечами Николас.
— Ты можешь хотя бы рассказать им правду, тогда они по крайней мере не окажутся совершенно безоружными перед отцовским гневом. Если Элиза поймет, что была на волосок от гибели, то, быть может, проявит больше энтузиазма, дабы ускорить свою свадьбу. Не думаю, что папа будет против этого возражать.
Николас только недоуменно покачал головой: как маленькая кузина может о таких вещах говорить с подобной беспечностью? Ведь даже если Доминик примет подмену спокойно, то месть Виктора Латура младшей дочери, у которой нет жениха, способного ее защитить (или отказаться от нее!), будет ужасна.