— Не говори глупостей! — Как это Элизе всегда удается извратить ее самые добрые намерения! — Если я и радуюсь чему-то при мысли о твоей свадьбе, то радуюсь за тебя. Не притворяйся, будто тебе не хочется стать мадам Биас, владелицей Виллафранка. Как только медовый месяц закончится и ты поселишься в своем новом доме, к тебе с поздравлениями повалит весь город, ты будешь принимать по четвергам и время от времени давать большие приемы. Тебе это понравится, Элиза.
Элиза немного взбодрилась, а Элен, приняв эстафету у Женевьевы, начала рассказывать ей, какое это удовольствие — быть хозяйкой самой себе, не чьей-то дочерью, а почтенной дамой, самостоятельной и важной.
— И Лоренцо вовсе не противный, — практично заметила Женевьева, — ты ведь сама говорила, что он нравится тебе больше всех твоих поклонников.
— Ах, ты такой еще ребенок! — вздохнула Элиза. — Не в этом дело, ты не понимаешь некоторых вещей, правда, Элен?
На лице Элен отразилось сомнение. Она не знала точно, насколько много понимает в жизни ее младшая падчерица. Но подозревала, что та понимает гораздо больше, чем кто бы то ни было, во всяком случае, больше Элизы.
Женевьева рассмеялась:
— Вам незачем отвечать на этот вопрос, дорогая Элен. Я поднимусь наверх. На улице слишком жарко.
Оказавшись у себя в комнате, она начала нервно ходить из угла в угол, покусывая губу. Придется оставить записку для Доминика у Масперо, но, чтобы сделать это, надо незаметно выбраться из дома в квартеронском наряде сегодня же во время сиесты, когда по случаю такой жары все будут спать. Даже Виктор и Николас уединятся в своих покоях после обеда, чтобы отдохнуть перед возвращением в контору на набережной, когда жара спадет. В половине второго, несмотря на зной, Женевьева, прячась в тени витых балконов, быстро шла по направлению к Чартрес-стрит. Она сама не могла бы сказать, почему вдруг, изменив первоначальное намерение, повернула на Рэмпарт-стрит — разве что из-за весьма маловероятной возможности застать там Доминика или хотя бы Сайласа. И даже не думала, что у нее хватит храбрости постучать в дверь, не зная, дома ли Доминик.
Ее слишком пугала перспектива встретить холодный, презрительный взгляд Анжелики. Разумеется, она не осуждала квартеронку, поскольку, без сомнения, и сама почувствовала бы то же самое к особе, которую пустили в ее постель. Но Доминик не допускал никаких рассуждений на эту тему.
Женевьеве было интересно узнать, сколько времени Доминик проводит со своей любовницей. Наверное, много, чтобы компенсировать затраты на дом и содержание самой Анжелики, но, в сущности, это почти не задевало Женевьеву: утонченный креольский джентльмен и его содержанка-квартеронка являлись непременным, вполне привычным атрибутом местной жизни.
В тот момент, когда Женевьева свернула на Римпарт-стрит, где двери в домах были распахнуты, а на балконах сидели и болтали ни о чем дамы в разнообразно пестрых, словно крылышки бабочек, платьях, а девочки-служанки с веерами-опахалами разгоняли вокруг них знойный воздух, Анжелика одна, без сопровождения вышла из дома и направилась на Дюмэн-стрит. Она шла решительно, но на ходу иногда украдкой оглядывалась назад.
Раз Анжелика ушла из дома, разумно было предположить, что Доминика там нет, и ноги сами понесли Женевьеву за квартеронкой. Обе женщины старались держаться в тени домов и идти так, чтобы не было слышно шагов. Почему она пошла за Анжеликой? Какая разница почему. Пошла и все. В этот разморивший всех знойный полдень у Женевьевы особых дел не было, а кроме того, она никогда не умела противиться своему любопытству.
Преследование привело ее в такой уголок Квартала, где не увидишь ни одной почтенной дамы. Над вонючими кучами разлагающегося на жаре мусора жужжали мухи. В открытых дверях домов стояли женщины в небрежно расстегнутых платьях, открывавших прохожим все их прелести.
Женевьева старалась не обращать внимания на развязные окрики и скабрезные предложения, сопровождавшие ее. К ней тянулись руки, непристойно щупали ее, но серьезных попыток удержать не предпринималось. Тем не менее сердце бешено колотилось, а пот прошибал не только от жары и быстрой ходьбы, но и от ужаса перед неведомым, однако повернуть назад было так же страшно, как идти вперед.
Попав каблуком в ямку между камнями выщербленной мостовой, Женевьева оступилась и инстинктивно схватилась за ближайший предмет, казавшийся неподвижным. Им оказалась голая загорелая рука, сплошь разукрашенная татуировкой. Выдавив из себя слова благодарности, Женевьева хотела было двинуться дальше, но у ее спасителя были иные соображения на этот счет. Рука фамильярно обвилась вокруг ее талии, и Женевьева ощутила запах алкогольного перегара. Накрыв ладонью оказавшееся очень близко лицо, она изо всех сил оттолкнула его и одновременно нанесла резкий удар коленом. Взревев, словно раненый бык, мужчина отпустил ее, и Женевьева, не оглядываясь, побежала вперед. Позади раздавались непристойные выкрики. Но в конце концов все стихло, она замедлила шаг и тут осознала, что больше не видит впереди Анжелику. Лишь спустя несколько секунд Женевьева поняла почему. Проходя мимо дверного проема, занавешенного пологом, расшитым яркими бусинками, она услышала шепот. Когда какой-то мужчина, с улицы входя внутрь, откинул занавеску, Женевьева увидела в глубине помещения темно-зеленое платье и пурпурную шаль той, за которой следила.
Женевьева отступила назад и, прислонившись к стене, стала соображать, что делать. Она понятия не имела, где находится и как выбраться отсюда в какой-нибудь знакомый район. И что бы ни делала в этом доме Анжелика, не такое это место, чтобы Женевьева решилась войти и посмотреть. Она вдруг поняла, что не испытывает больше любопытства, и пожалела о легкомысленной выходке, приведшей ее сюда.
— Если вы пришли на службу, поторопитесь — ханган готов, — хрипло прошептал какой-то человек, высовывая голову из-за занавески и оглядывая улицу.
Женевьева лишь заморгала как идиотка, ноги у нее словно приросли к земле. Ханган? Где-то она слышала это слово, но не могла вспомнить в какой связи. Голова исчезла за позвякивающей бусинками занавеской.
Вуду! Ханган — вудуистский колдун. Джонас ей рассказывал об этом. Значит, Анжелика пришла на вудуистскую службу, куда только что пригласили и Женевьеву. В мрачном помещении, скрывавшемся за занавеской, Женевьева оказалась так же неожиданно для самой себя, как в свое время на мачтовом тросе «Танцовщицы», — ни в первом, ни во втором случае сознание ее участия в действиях не принимало. Если удастся держаться подальше от Анжелики, страшного ничего нет Свет здесь едва брезжил, а по одежде она нисколько не отличается от прочих присутствующих.
В центре стоял изогнутый шест, напоминающий змею. Перед ним был устроен алтарь, покрытый куском ткани. Женевьева прислонилась к стене у самого выхода и, когда до нее дошла передаваемая по рукам тыквенная чаша, украшенная змеиным хребтом, взяла ее и робко отпила глоток пахучей жидкости. Крепкий спиртовой настой каких-то трав обжег горло, слезы брызнули у нее из глаз. Больше ни у кого из присутствующих напиток, похоже, не вызывал такой реакции, и чаша, передаваемая из рук в руки, осушалась и вновь наполнялась несколько раз. К шесту за лапку был подвешен цыпленок, Женевьева с отвращением (но не в силах отвести взгляд) наблюдала, как его с величайшей заботливостью и нежностью омыли и высушили. Затем один из одетых в белые одежды прислужников влил ему в клюв что-то из еще одного тыквенного сосуда.
Ханган — судя по замысловатому наряду и маске, это был именно он — медленно, церемонно зажег свечу и начал чем-то посыпать земляной пол. Порошок был похож на муку или золу. Узор, который получался, отчетливый и наверняка исполненный смысла, был Женевьеве абсолютно непонятен. Одетые в белое прислужники стали медленно обходить вокруг, выполняя некие ритуальные движения. А потом бесцветными голосами затянули монотонный напев. Один из них остановился напротив Анжелики, стоявшей в центре круга, и Женевьева, отступив еще глубже в тень, напряглась, пытаясь разгадать слова их песнопения — или молитвы? Вдруг она услышала имя «Делакруа» и вздрогнула. Значит, заклинание посвящалось Анжелике. Скорее всего она просила о том, чтобы ей вернули благосклонность покровителя и покарали его безымянную похитительницу.