Её ребёнка больше нет. Он мёртв. И все его улыбки, первые шаги, первое слово, первый день в школе, длинная и прекрасная жизнь, которую он должен был прожить, ушла вместе с ним. Невыносимая агония, которая пришла вместе с осознанием этого, была неизмерима, и слёзы, которые, в конце концов, хлынули из глаз, никак ее не облегчали.
Клео почувствовала, как Данте забрался позади неё на кровать и обвил её тело своим. Было тесновато, но он справился. Скользнув по талии, его рука легла на её живот. Он держал её, пока она плакала, и хотя в начале она сопротивлялась его утешению, в конце была благодарна за его тёплую и молчаливую поддержку.
— Я хотела снова обнять его, — охрипшим от слез голосом, прошептала она. — В морге холодно. Это не место для него. Он такой крошечный.
— Я знаю, — сказал Данте, обнимая её крепче. — Я тоже не хотел, чтобы они забирали его.
— Это твоя вина, — обвинила она.
Слова пришли из ниоткуда, но ей нужно было кого-то обвинять, нужно кого-то ненавидеть, и ненавидеть Данте сейчас было легче, чем любить. Сейчас она не могла любить кого-то. Любовь несёт потери и боль.
— Мы можем пойти и повидаться с ним, когда тебе станет немного лучше, — сказал Данте, неправильно понимая её.
Он убрал руку с её талии, и она почувствовала, как он встал с кровати, оставив её холодной и одинокой. Она не могла зависеть от него, она отказывалась от этого. Не тогда, когда он продолжит свою жизнь без неё, оставив её позади. Клео повернулась к нему лицом.
— Это не то, что я имела в виду, — поправила она, поражённая тем, как спокойно звучит её голос. — Ты сделал это.
— Что? — Казалось, он потерял всю кровь, что имел; его обычно смуглая кожа стала совсем белой. — Что ты имеешь в виду?
— Это твоя вина! — Её голос стал громче и пронзительнее, когда зарождающаяся мысль набрала обороты. — Великий Данте Дамасо всегда знает лучше, не так ли? Он всегда идёт своим путём! Если бы я не села в машину с тобой в субботу вечером, если бы вела сама, этого бы никогда не произошло. Но ты бы никогда не позволил мне, да? Потому что ты всегда знаешь всё лучше всех!
Данте отступил назад, споткнулся о стул и покачал головой. Его глаза горели лихорадочным огнём, а лицо казалось высеченным из гранита.
— Ты не можешь иметь это в виду. Ты не знаешь, что говоришь, — сказал он. Его голос звучал настойчиво и грубо от волнения. — Это не моя вина, Клео, как ты можешь говорить такое?
— С тех пор как я познакомилась с тобой, всё в моей жизни пошло не так, — прорыдала она.
Он снова покачал головой.
— Не вини меня в своих проблемах, Клео. Твоя жизнь была полным бардаком до того, как я тебя встретил, — отрезал он, затем глубоко вздохнул, пытаясь контролировать эмоции. — Тебе сейчас больно, я понимаю. Тебе больно, но не делай этого… не сейчас. Давай будем родителями, которых заслуживает Зак, давай попрощаемся с ним достойно и с любовью.
— Нам не обязательно быть вместе, чтобы сделать это. — Её лицо и голос оставались холодными и отстранёнными. — Я хочу, чтобы ты ушёл. Иди домой. Пожалуйста.
— Я не хочу, чтобы ты была одна, — запротестовал он, его лицо исказилось от разочарования.
— Со мной всё будет хорошо. Твоё присутствие делает только хуже, разве ты не понимаешь? — Её голос снова стал пронзительным.
Данте отступил.
— Я заберу тебя завтра.
Вероятно, он почувствовал, что она находится на грани полной потери самообладания, и что его присутствие только усугубляло её страдание. Он снова приблизился к ней, с осторожностью человека, который собирается погладить змею, и, прежде чем Клео поняла его намерение, поцеловал её в щёку.
— Я не хочу уходить, Клео, — прошептал он. — Я бы остался на весь день и всю ночь, если бы ты позволила. Постарайся немного отдохнуть, хорошо? Увидимся завтра.
Она не ответила, просто смотрела, как он поднял пиджак и вышел не оглядываясь.
Удостоверившись, что он действительно ушёл и не вернётся, Клео свернулась клубочком, уставилась на голубое небо и заплакала.
_______________
Блу и Люк появились пару часов спустя, и Клео снова заплакала, увидев, как неуверенно её брат стоит в дверях. Его лицо сморщилось, и он подошёл к кровати и обнял её.