Данте тяжело вздохнул.
— Я понятия не имел, что он может быть таким упрямым, — проговорил он, с кривой усмешкой на губах. — Почему он против того, чтобы мы жили вместе?
— Потому что он знает… — Она замолчала.
— Что знает?
— Он знает, что мы живем без любви, мы не любим друг друга, и хотел бы для меня большего.
Правда Клео уже не была уверена, что фраза «без любви» соответствовала истине. Любовь была. Но только с одной стороны — с её.
Повисло напряжённое молчание. Клео слепо уставилась в телевизор, хотя и чувствовала, как Данте пристально сверлит взглядом её профиль.
— Мы могли бы… — На этот раз его голос стих на середине предложения. Он потянулся к пульту и нажал на паузу, затем повернулся к Клео и подождал, когда она сделает то же самое. Он взял её руку в свои и перевернул, обводя указательным пальцем линии на ладони. — Мы должны подумать о свадьбе.
Она ахнула и отдёрнула свою руку, словно обожглась.
— Выслушай меня, — спокойно сказал он.
Клео покачала головой.
— Боже мой! — Она поднялась с дивана и скрестила руки на груди.
Данте тоже встал.
— Просто послушай, — повторил он, попытался снова дотянуться до неё, но она обошла его.
— Какой же манипулирующий ублюдок! — изумилась она. — Ты решил, что хочешь этого ребёнка, и считаешь, что предложив выйти за тебя, получишь его. У тебя слишком низкое мнение о женщинах, и ты, вероятно, искренне веришь, я ухвачусь за этот шанс обеими руками, не так ли? Кто не захочет выйти замуж за Данте Дамасо? В конце концов, ты богат и красив, а ведь этого хотят все женщины, верно?
— Я просто подумал, что это осчастливит Люка и уменьшит пропасть между вами, — начал он.
— Как чертовски самоотверженно с твоей стороны отказаться от своей драгоценной свободы, ради моих отношений с братом.
— Я не говорил, что это бескорыстно. — В его голосе послышалось разочарование. — Речь идёт не только о твоих отношениях с Люком. Но и о моих. И, кроме того, ты права, я хочу этого ребёнка. Я хочу быть его отцом. Хочу, чтобы он носил моё имя, и знал кто я такой.
— Он не будет носить твоё имя, — гневно прошептала она. — Ты не заслуживаешь этого.
— Почему, чёрт возьми, нет?! — Он окончательно потерял хладнокровие и повысил голос. — Что я сделал не так? Да, я совершил ошибку в самом начале, отреагировал неправильно, и теперь должен платить за это всю оставшуюся жизнь? И что хуже всего, ребёнок тоже должен платить за это? И только потому, что ты слишком упряма, чтобы признать, что, возможно, я стану хорошим отцом этому ребёнку.
— И довольно паршивым мужем для меня, — обиженно добавила она. — Я заслуживаю мужчину, который будет любить меня, а не который хочет жениться на мне только потому, что я беременна. Мы все заслуживаем большего.
— Так ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя? Разве от этого всё станет лучше? — спросил он, и его голос источал горечь и сарказм.
Клео хрипло вскрикнула, и это что-то надломило внутри её. Она хотела причинить ему такую же сильную боль, как и он ей.
— Ты жалкое подобие мужчины, Данте, — сказала она, яд пропитал каждое её слово. — И даже если ты проползёшь по битому стеклу, заявляя, что любишь меня, я никогда тебе не поверю… потому что ты не способен чувствовать ничего даже отдалённо похожее на любовь.
Данте сжал челюсти и побледнел, затем сунул руки в карманы и позволил напряжению завладеть собой, пока почти не согнулся под его тяжестью.
— Я так понимаю, ответ «нет» на моё предложение? — спросил он с усмешкой.
Клео ахнула, резко повернулась и пошла в свою комнату так быстро, как могла. Она захлопнула дверь, и по-детски обрадовалась, когда звук разнёсся по холодной и неуютной квартире. Её неудержимо трясло, и она не знала, как с этим справиться.
«Так происходит, когда ты позволяешь себе испытывать чувства к такому человеку, как Данте Дамасо — они находят самые изобретательные способы причинить тебе боль, и Боже, как же это больно!»
Клео уверяла себя, что он не хотел причинить ей боль; по его мнению, это было холодное, деловое предложение, якобы выгодное для них обоих. Он ожидал, что она воспримет всё с таким же безразличием, как и он — ведь брак с ним означает статус и богатство. Это означало, что она и ребёнок были бы под защитой его имени, и у него было бы время, чтобы понять, может ли он стать хорошим отцом для малыша.