— Блядь. — Я стискиваю зубы, меня захлестывает новая волна ярости по отношению к мертвецу. — Он получил по заслугам, София. Ты не должна чувствовать себя виноватой.
— А я и не чувствую. Я почти ничего не чувствую.
— Я ошибался насчет Франко, — медленно произношу я, делая еще один шаг в комнату. — Я доверял ему, и я был неправ. И теперь я задаюсь вопросом, в чем еще я был неправ. Я доверял тебе, а ты сговорилась с Анной предать меня.
— Что, ты собираешься приказать меня убить?
— Нет, София, — тихо говорю я. — Но я думаю, что, возможно, теперь, когда угроза Братвы исчезла, а Франко мертв, возможно, пришло время вернуться к тому, о чем мы изначально договорились. Я позабочусь о том, чтобы у тебя была собственная квартира. Мы можем жить раздельно, даже развестись, если ты этого захочешь, когда все уляжется. — Черта с два я разведусь с тобой, думаю я, даже когда говорю это, но мне нужно, чтобы она мне поверила. Мне нужно знать, скажет ли она мне правду, когда у нее будет шанс, будет ли она сопротивляться.
Если она захочет остаться.
— Ты можешь поехать в Париж, — продолжаю я. — Ты все еще можешь сделать свою карьеру. Я поговорю с директором Джульярдской школы и устрою так, чтобы ты закончила свои занятия и получила высшее образование. Теперь ты можешь вернуться к своей жизни, София. Опасность миновала. Так что, я полагаю, в нашем браке больше нет необходимости.
Между нами повисает долгое молчание, и мне интересно, собирается ли она в конце концов признаться или сохранит свои секреты. И если она это сделает, что мне тогда делать?
И вот, наконец, она поворачивается ко мне и смотрит на меня впервые с тех пор, как я вошел в комнату, и произносит слова, которые я так долго ждал услышать.
— Лука, я беременна.
СОФИЯ
Я чувствую себя так, словно мое сердце вот-вот выскочит из груди. Он дал мне выход. Побег. Я могла бы это принять. Я могла бы сохранить ребенка в секрете и принять его предложение уехать. К тому времени, когда придут роды, я уже была бы в Париже. Уехала бы в Лондон.
Никогда больше не вернулась бы на Манхэттен. Оставила бы все это позади.
Не так давно это было всем, на что я надеялась и о чем молилась. Но теперь я точно знаю, что это больше не то, чего я хочу. Я не хочу жить отдельно от своего мужа, и я не хочу уезжать. Я убила ради него. И теперь я готова сражаться за него.
Для нас.
— Как давно ты знаешь? — Голос Луки осторожный, натянутый, и я не могу сказать, счастлив он или нет.
Я медленно встаю с кровати и подхожу к нему. Он не двигается, и я вижу, как он с трудом сглатывает, его кадык подпрыгивает в горле.
— Я поняла это в тот день, когда ты вернулся домой окровавленный, — тихо говорю я. — В тот день, когда ты разозлился на меня за то, что я поехала в больницу с Катериной. Мне было плохо, но я думала, что это просто какая-то разновидность желудочного гриппа. А потом я поссорилась с Росси, и он сорвал с меня ожерелье, и меня вырвало в ванной. На следующий день меня все еще тошнило, и я поняла, что у меня задержка. Тогда я все и поняла, продолжаю я, глубоко вдыхая, но подтвердилось это в больнице после того, как ты привез меня туда.
— И ты мне ничего не сказала?
— Я не смогла. — Мой голос мягкий, умоляющий. — Лука, ты заставил меня подписать этот ужасный контракт, сказав, что я расторгну его, если когда-нибудь забеременею. Я не знала, почему этот пункт был там, когда я подписывала, и не думала, что это будет иметь значение. Я даже не думала, что у нас будет секс, не говоря уже о… — мой голос срывается. Мне приходится снова сделать вдох, отчаянно пытаясь сохранить контроль над своими эмоциями. — Я не знала, что делать. После того, какой ты был той ночью, я почувствовала себя такой далекой от тебя, такой напуганной. Я не знала, заставишь ли ты меня придерживаться этого или нет, а я очень хотела ребенка. Я не могла допустить аборта. И даже если бы ты был рад этому, я все равно боялась этого. Боялась жизни, в которой ты будешь растить ребенка, боялась того, что случится, если родится мальчик, еще больше боялась того, что случилось бы, если бы у нас родилась девочка. Я вспомнила, как мой отец умер и оставил нас с матерью одних, и я боялась, что это может случиться с тобой, что наш ребенок может потерять своего отца, если кто-то убьет тебя. В этой жизни так много опасностей, так много…
Мой голос снова срывается, и мне приходится сдерживать подступающие слезы, слезы страха, слезы грусти, слезы скорби, потому что я почти уверена по тому, как бесстрастно Лука смотрит на меня, что он несчастлив, что он не хочет ни ребенка, ни меня. Что все, на что я надеялась, исчезло. Что в лучшем случае мне придется уйти.