Спенсер бросает взгляд на друга.
— Ты мог бы сначала подумать об этом, а потом попросить её о разговоре? К чему эти пытки, чувак? Мы все знаем, чего ты хочешь: ты хочешь встречаться с моей девушкой.
Над нашей группой воцаряется тишина, единственные звуки доносятся с другой стороны бассейна.
— Я не уверен, что ясно выражался, когда мы были в Хэмптонсе, — продолжает Черч, выдыхая и проводя кончиками пальцев по поверхности воды. — Да, помолвка фальшивая, и она предназначена для того, чтобы удержать тебя в Адамсоне, но это не значит, что я не заинтересован.
— Что именно всё это значит? — спрашиваю я, жалея, что мы не могли завести этот разговор, когда я не была голой в суперсексуальном горячем источнике со всеми ними одновременно.
— Они оба хотят встречаться с тобой, — растягивают слова близнецы, а затем оба вздыхают.
— Чёрт возьми, ты не могла бы дать мне просто подумать об этом ночью? — огрызается Рейнджер, откидывая мокрыми пальцами назад свои тёмные волосы. Черч просто улыбается мне.
— Что вы думаете, мисс Карсон, примете ли вы нас?
Я смотрю сначала на Спенсера, затем на Тобиаса и, наконец, на Мику. Они все лишь смотрят на меня, ожидая, когда я сделаю выбор.
— Это… в высшей степени неортодоксально, — начинаю я, и Черч смеётся.
— Мисс Карсон, ортодоксальность сильно переоценивают. Кого волнует, что думают другие? Важно только то, чего ты хочешь.
— То, чего я хочу, — бормочу я, а затем снова погружаюсь под воду, прежде чем поднять большие пальцы над головой. Это своего рода отговорка, но что я могу сказать? Мои сиськи буквально плавают в воде, а щёки, наверное, примерно такого же цвета, как маринованные сливы, которые мальчики ели сегодня утром на завтрак.
В этой ситуации нет ничего ортодоксального.
И всё же мне это нравится. Действительно, по-настоящему нравится.
На следующее утро Черч встаёт рано, надевает свою юкату и открывает наши двери, чтобы солнечный свет струился в комнату. Я стону и переворачиваюсь на бок, вчера вечером близнецам удалось пронести в свою комнату тонну сакэ, и мы все немного напились.
Последнее, что я помню, это как Черч укладывает меня в постель.
— Который сейчас час? — я ворчу, и он улыбается мне через плечо.
— Пора вставать, — говорит он, что совершенно бесполезно. Я уже упоминала, что телефонная связь здесь дерьмовая? Вай-фай 1995 года выпуска подключается медленно, и единственные часы находятся внизу, в главном домике. Я даже не знаю, где мой телефон, он спрятан где-то в спортивной сумке.
Вздохнув, я встаю и вытягиваю руки над головой.
На мне всё ещё юката, поэтому я заставляю себя подняться на ноги и направляюсь по коридору в ванную. Она буквально за углом, так что Черч может видеть, как я спокойно захожу внутрь и запираю дверь, прежде чем он возвращается к уборке наших футонов.
Я умываюсь, чищу зубы и писаю, прежде чем отправиться обратно. Но когда я открываю дверь, я вижу то, чего не должна была видеть, и замираю: тонкая щель в двери — моё единственное окно в действительно поразительное зрелище.
Там мистер Мерфи с запиской в руке, к его большому пальцу приклеен кусочек скотча. Он облизывает нижнюю губу, закрывает глаза и что-то шепчет себе под нос, прежде чем приклеить записку к моей двери.
Записку, написанную чёртовым фиолетовым фломастером.
Он удаляется по коридору со своим рюкзаком на буксире, а я, разинув рот, наблюдаю за происходящим, а затем приоткрываю дверь до конца. Сейчас так чертовски рано, что он, наверное, думал, что все спят.
Но я видела.
И хотя мы вроде как подозревали его, я всё ещё в шоке.
Я с трудом могу в это поверить, милый, симпатичный мистер Мерфи пишет записки фиолетовым фломастером и приклеивает её к двери моей спальни. Он действительно грёбаный «Адам», присылающий мне все эти ужасные записки. На краткий миг у меня промелькнула мысль, что он один из убийц, но нет. Рассказ Рейнджера о том, как он пытался защитить меня, отослав подальше, имеет больше смысла.
Но действительно ли он тот парень с ножом? И вообще, от чего, чёрт возьми, он пытается меня защитить?
Убедившись, что он ушёл, я выхожу из ванной и направляюсь прямиком в нашу комнату, где меня ждёт Черч. Хотя это немного странно, что он вот так закрыл двери, когда знал, что я была чуть дальше по коридору, в ванной. Это не имеет смысла.
Я даже не смотрю на записку, когда срываю её с двери, намереваясь сначала показать её Черчу.
Но затем я приоткрываю дверь, и горячий, сладкий запах меди ударяет мне в лицо.
Мои глаза расширяются, и моя рука крепче сжимает край ширмы седзи, ногти впиваются в деревянную раму.
Черч бросает на меня взгляд, светлые волосы падают ему на лицо, на его красивом рту пятно крови. Выражение его лица отрешённое, почти мечтательное, а его длинные изящные пальцы обхватывают рукоять пропитанного кровью ножа.
Ножа, торчащего из живота мистера Дэйва.
Нет, нет, не просто какого-нибудь ножа, а моего ножа, охотничьего ножа, который дал мне Рейнджер и который я оставила в этой самой комнате.
— Шарлотта, — шепчет Черч, его юката сползает с идеального плеча. Я отступаю на шаг. Звук движения справа от меня привлекает моё внимание, и там, в простых, но красивых коридорах ложи, стоит один из убийц, одетый в свою обычную униформу — чёрную толстовку с капюшоном и нож.
Чёрт.
Недолго думая, я поворачиваюсь и бегу по коридору, не обращая внимания на крики позади меня.
«Черч — один из убийц?!» — думаю я, но в этом нет никакого смысла. Этого не может быть. Этого просто, чёрт возьми, не может быть. Может быть… мистер Дэйв — один из убийц, а Черч просто защищался?
Чувство вины захлёстывает меня при мысли о том, что я, возможно, оставила его сражаться в одиночку, но я не могу перестать бежать, иначе я следующей буду истекать кровью от ножевой раны.
Позади меня раздаются шаги, уводящие меня от толпы к боковому входу, который ведёт к источнику для купания обнажёнными. Я выбираюсь наружу, надеясь найти снаружи других студентов, но единственный человек, которого я вижу — это ещё один из тех уродов в толстовках, ожидающих меня у ворот.
Вместо того чтобы идти в том направлении, я сворачиваю налево и использую узкий участок сада, окружающий горячий источник, чтобы направиться к лесу. Может быть, это и не самая лучшая идея в мире, но куда ещё я могу пойти? Я окружена стеной из толстых брёвен, и я слишком тяжело дышу, чтобы кричать.
Когда я добираюсь до верхнего бассейна, я поскальзываюсь и падаю в него, тёплая вода засасывает меня, прежде чем я выныриваю обратно на поверхность, хватая ртом воздух, моя юката тяжёлая и мокрая, тянет меня вниз, когда я выбираюсь с другой стороны и направляюсь к деревьям. Если я продолжу бежать, то смогу обойти вокруг и найти кого-нибудь на другой стороне.
Вместо этого я заканчиваю тем, что, спотыкаясь, спускаюсь по гравийной дорожке и оказываюсь под массивными красными воротами, от которых у меня мурашки бегут по коже. Здесь темно и тихо, и я понятия не имею, где находятся нападавшие на меня. Остановившись, я на мгновение перевожу дыхание и оглядываюсь по сторонам, пытаясь сориентироваться.
Именно тогда я снова слышу шаги, преследующие меня, и я знаю, что должна продолжать бежать. Я оставляю за собой мокрый след, который приведёт этих психов прямо ко мне.
Поэтому я продолжаю бежать по тропинке к тому, что выглядит как какое-то здание. Это ничтожный шанс, но там ведь может кто-то быть, верно?
Я направляюсь в ту сторону только для того, чтобы резко остановиться, мои ноги уходят из-под меня, когда гравий разлетается дугой.
Мои глаза отказываются верить в то, что находится прямо передо мной.
На вершине какого-то святилища лежит мальчик, одетый в юкату, из его груди торчит нож. Одна его рука откинута в сторону, пальцы слегка скрючены, кровь капает во влажную лужу рядом с ним.
Его глаза открыты, он смотрит на крышу старого здания, и он совершенно определённо, на сто процентов, без сомнения… мёртв.
Убит.
Позади меня раздаются шаги по гравию, и чья-то рука крепко сжимает моё плечо.
Я так чертовски облажалась.
Продолжение следует…