В такой позе моя попка приподнята вверх. Я могу лишь представить, как выгляжу в данный момент. Впиваюсь пальцами в одеяло. Мои уши улавливают каждое его движение. Я ничего не говорю. Ничего не делаю.
Дженсен обходит кровать, но на этот раз, вместо того, чтобы проследить за ним глазами, я прислушиваюсь к его шагам. Это вызывает более сильные ощущения, чем раньше — ждать, не имея возможности видеть его и не зная, что произойдёт дальше. Это делает момент ещё более возбуждающим. Я чувствую это возбуждение между ног, и знаю, что он видит его. Его шаги резко прекращаются, и я слышу его дыхание, камера перестаёт щёлкать.
— Спасибо, Холланд, — произносит он нежно. — Можешь снять повязку.
Я возвращаюсь в сидячее положение, стаскивая шарф. Он задерживается на мне взглядом, оценивая, прежде чем поворачивается и возвращается к креслу.
Кожа горит. Тело болит из-за ожидания. Я чувствую ещё больше влаги между ног. Горячей. Скользкой.
— Выглядишь очень влажной, — мурлычет Дженсен. — Ты влажная, Холланд?
Я с трудом сглатываю и прочищаю горло.
— Да.
— Коснись себя, — выдыхает он. — Убедись в этом.
Это станет ещё одним первым разом для меня — позволить мужчине смотреть, как я ласкаю себя сама. Одна только мысль посылает холод по венам, и я чувствую, как кровь начинает бежать сильнее по венам. Он и это снимет на камеру?
Он с силой прикусывает нижнюю губу и глубоко вздыхает.
— Нерешительность и задумчивость вместе очень тебе идут.
Задумчивость, возможно, но точно не нерешительность. Я откидываюсь назад, разводя ноги. Его глаза прикрыты ресницами, рука медленно двигается вперед и назад по выпуклости на штанах. Наблюдение ща тем, как он ласкает себя, заводит меня ещё больше, усиливая мою убежденность.
Я веду пальцами по животу, минуя бёдра, и останавливаюсь как раз перед местом, где так рьяно хочу себя коснуться. Я не могу прочитать выражение лица Дженсена, но вижу вынужденную сдержанность.
Его челюсть крепко сжата, шея напряжена. Он вот-вот сломается. Я сломаю его. Выпущу наружу всё, что он пытается держать в клетке.
Я смыкаю другую руку на своей груди, разминая чувствительную плоть. Щипаю себя за сосок и прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать неожиданный стон. Просто знать, что он наблюдает, знать, что он так же близок к потере контроля, как и я, почти достаточно, чтобы отправить меня за грань дозволенного. Почти, но не совсем.
Я кладу руку между ног и скольжу одним пальцем по скользким складочкам, увлажняя себя ещё больше.
— Держи руку так, чтобы я видел. Покажи мне, насколько ты влажная для меня.
Мне нравится, как он говорит это. Я влажная для него. Будто моя киска — это подарок. Из моего горла доносится гортанный стон. Я скольжу рукой по себе, демонстрируя ему влажные пальцы. Из его груди раздаётся глубокое рычание.
— Ты потрясающая, — говорит он. — Твое лицо, твои глаза, твой рот… Исключительная красота. У тебя прекрасная грудь и задница, которую хочется отшлёпать. Но твоя киска самое потрясающее из всего, что я когда-либо видел. От неё невозможно оторвать глаз.
Я не знаю, что ответить на это. Мне никогда не делали таких грубых комплиментов.
— Очень благородно, — дрожащим голосом произношу я.
Он усмехается, но его взгляд по-прежнему прикован ко мне.
— Я не белый рыцарь. У меня лишь один меч, и поверь, применяю я его абсолютно не по-джентльменски.
Его ухмылка становится порочной, а тёмные глаза сверкают.
— Я не говорил тебе останавливаться. Кончай. Я хочу увидеть, как ты сама доставишь себе удовольствие.
На это я тоже не знаю, что ответить. Всё, что я знаю, это то, что как только слово »кончай» слетает с его губ, а глаза впиваются взглядом в мои, всё, что я хочу сделать — это кончить. Мне нужно освободиться от боли, которую я чувствую между ног, иначе она сведёт меня с ума.
Пальцы скользят обратно, раздвигая складочки и касаясь клитора маленькими быстрыми кругами. Другой рукой я впиваюсь в одеяло кровати, выгибаясь навстречу своей же руке.
Я слышу, как щёлкает камера Дженсена, и мой мир взрывается. Всё начинается медленно. Мягкий приступ наслаждения. Где-то глубоко-глубоко внутри, в самом центре моего тела. Он нарастает и нарастает. Становится сильнее. Могущественнее. Невероятнее. Поднимаясь всё выше и выше. Наружу. Разливаясь по всему моему телу. Моё тело напряжено. Я сосредотачиваюсь на этом блаженном чувстве. И ничто иное не имеет значения. Ничего. Никто. Эйфория поднимается во мне из самих глубин, окутывая всё моё тело. Я хочу удержать это чувство. Никогда не отпускать. Но всё заканчивается слишком быстро, оставляя моё тело истощённым и удовлетворённым, и всё же с желанием получить больше.