— Чувак, это место — дыра, — произносит он, барабаня ладонями по пластиковой столешнице.
— Ты его выбрал, — решительно ворчит Марго.
— Откуда вы знаете? — спрашиваю я с любопытством. Не знаю, грубо ли спрашивать об этом или нет. Мне так давно не приходилось беспокоиться о своём воспитании, что я немного позабыла манеры.
— Дешёвые столы, — просто говорит он, сжимая кулак и стуча костяшками. — Воздух плотный от сала. Мои туфли прилипают к полу. Я чувствую запах сигаретного дыма за спиной — вероятно, официантка сделала несколько затяжек в туалете — который отличается от дыма, исходящего от подгоревших яиц на кухне. Виниловые сиденья потрескались в хлам и впиваются мне в зад. И здесь нет кондиционера.
— Вау, — выдыхаю я, всерьёз впечатлена. Всё, что приметила я — это нехватку воздуха и плохой декор.
Он усмехается, выглядя в точности, как Дженсен, когда тот становится дерзким.
— Это дар слепого.
— Как вы это делаете? — спрашиваю я мягко. — Принимаете всё спокойно и легко? Это так сильно давит на Дженсена, но у вас, кажется… всё хорошо с этим.
У него появляется складка между бровями, и он немного наклоняется голову набок.
— Он сказал тебе? — папа кажется удивлённым, и я не могу понять почему.
— Да, пигментный ретинит, правильно?
Он кивает, его глаза светятся. Его адамово яблоко поднимается и опадает, когда он резко сглатывает. Ставит локти на стол и приближает своё лицо к моему.
— Как он справляется? — спрашивает он, весь его обычный юмор и поддразнивание пропадают. Его напряжение вызывает нервную дрожь в моём желудке.
Официантка останавливается возле нашего столика, щёлкая жвачкой, и разговор откладывается, пока мы делаем заказ. Но как только она уходит, и раздаются её шаги, сопровождающиеся звуком прилипания к полу, отец Дженсена снова наклоняется ко мне.
— Мне всегда было легко принять то, что однажды я буду слепым. Я наблюдал, как мой отец проходил через это, и его отец до него, и я усвоил, что делать, а чего не делать, — он сокрушенно пожимает плечами, и всё, что я могу сделать, это уставиться на него. Моя кровь холодеет, когда я прокручиваю в голове его слова, пытаясь понять их смысл.
Я наблюдал, как мой отец проходил через это, и его отец до него.
— Это полная хрень, но всё так, как есть, — продолжает он, сжимая и разжимая кулаки. — Думаю, я просто надеялся, что он увидит это. Дженсен наблюдал за мной, и знает, как я ценил своё зрение, пока оно у меня было, но моя жизнь не закончилась вместе с потерей зрения. Я всё ещё я. И когда придёт его время, он останется тем же, но только если отпустит свой гнев, — папа грустно качает головой. — Он просто такой ожесточённый. И вот что его погубит. Не болезнь.
Я делаю судорожный вдох и прижимаю пальцы ко лбу. Они ощущаются ледяными на моей разгорячённой коже. В голове так много мыслей, что трудно сосредоточиться на какой-то одной. Всё становится на свои места. Щёлк, щёлк, щёлк, в нужном порядке. Настоящая причина, скрывающаяся за скопофилией Дженсена, почему он не любит водить ночью, почему он так уверен, что Саммер не дочь его отца — потому что она не страдает потребностью контролировать… Список можно продолжать, и я осознаю, что я единственная, кто был слеп всё это время.
— Это генетическое, — выдыхаю я, наконец, понимая.
Папины брови сходятся вместе, снова морща кожу на лбу.
— Я думал... ты сказала, он тебе рассказал?
Я слабо улыбаюсь, хоть он и не может этого видеть.
— Он сказал мне о вас, — объясняю я, мой голос надламывается. — Он никогда… — я замолкаю, качая головой. — Я не знала, что он тоже теряет зрение.
33
Дженсен
Когда звенит звонок, я не ожидаю увидеть по ту сторону двери Холланд. Она говорила, что мы не увидимся сегодня целый день. Я не ярый поклонник сюрпризов, но такие, думаю, привыкну получать.
Она берёт меня за руку и тянет за собой, целенаправленно двигаясь в сторону спальни. Холланд не говорит ни слова, но её намерения достаточно ясны. Я определённо могу к этому привыкнуть.
Она подводит меня к кровати и толкает в грудь. Я ухмыляюсь ей, в душе радуясь происходящему. Я легко поддаюсь и сажусь, наблюдая за тем, как она снимает своё жёлтое платье через голову. Чертовски красивое платье, но ещё лучше, когда оно на моём полу. Холланд не надела под него лифчик, и я нахожу это горячим, как ад. Следом она снимает трусики и тянется ко мне, не теряя времени. Я помогаю ей стянуть мою футболку. Она снова меня толкает, указывая лечь на спину.
Думаю, мне нравится эта доминирующая сторона Холланд.
Она наклоняется и дёргает мои штаны, и я поднимаю свой зад, позволяя ей раздеть меня догола. Мой член такой твёрдый, что болит от жажды освобождения. Я готов, чтобы она взобралась и облегчила боль, но вместо этого, она обходит кровать с другой стороны и открывает мою тумбочку.