«Преступная группировка».
Осознание всего этого, словно кинжал в моем сердце. Почему все стало таким сложным? Я была готова шпионить за ним для его же матери. Возможно, мне это даже нравится.
Но тут что-то гораздо глубже.
Я до сих пор не рассказываю Ребекке о том, что нашла, потому что не уверена в значимости данных. Я видела ее вспышки характера и знаю, что лучше не приходить к ней с ложной информацией.
– Земля вызывает Сару, – Джоанна щелкает пальцами перед моим лицом, и я медленно фокусирую глаза на своей соседке. Мы сидим напротив друг друга и по идее должны болтать. Таков наш глупый еженедельный ритуал. Мы обе склонны застревать в собственных головах и комнатах больше, чем положено здоровым людям, так что нашим компромиссом был совместный субботний ужин.
– Прости, – пробормотала я, потирая виски и заставляя себя улыбнуться. – Ты создаешь новый информационный центр?
– Ага, – говорит она с гордостью, не обращая внимания на непонимание моего поведения. – Это грандиозное дело и большое продвижение. Не похоже, что будет весело, но все же это лучше того, чем меня заставляли заниматься в том центре.
– Это замечательно, – говорю я с наигранным энтузиазмом.
Джоанна отличная соседка, но я знаю, что ее страсть направлена определенно не в инфраструктуру информационных технологий. Она предпочитает более практические аспекты, и пыталась устроиться на работу по проверке данных в отдел кадров, но получила отказ. Узнав, что у нее недостаточно опыта.
– Да. Мне кажется, это реальный шанс сделать что-то и подняться по карьерной лестнице, – говорит Джоанна, накалывая кусочек брокколи и задумчиво его жуя. – Плюс, если я смогу настроить все это, то буду знать всю подноготную людей, – она ехидно улыбается, и мне сложно не засмеяться.
– Так что происходит в этой белобрысой головенке, Сара? Я на самом деле слышала тебя, спотыкающуюся, сегодня в пять утра?
Она это слышала? Упс.
– Ну, да. Это не... ничего такого не было.
Я не могу бороться с краснотой, выступающей на лице. Ведь ничего и не было. Жаль, что я так легко краснею, когда попадаюсь на обмане.
– Угу. У тебя наконец-то появился мальчик? То есть, как давно? Тебе нужно начать встречаться с кем-нибудь. Так почему же ты шарахаешься от такой возможности? Я думаю, это потрясающе, – говорит она, вращая вилкой в воздухе.
Волосы Джоанны собраны в конский хвост, а очки в темной оправе немного падают ей на нос, и я не могу не рассмеяться, несмотря на все сумасшествие.
– Он вовсе не мальчик, – говорю я, защищаясь, и это делает ее улыбку только шире.
– Оу, мужчина?
– Он никто. Это ничего не значит. Он просто мой босс, ему кое-что понадобилось.
Ее брови поднимаются, и я спрашиваю себя, не сболтнула ли лишнего.
– В хрен-знает-во-сколько часов утра?
– Это было важно.
– В субботу утром?
– Это и в самом деле имеет значение?
Джоанна закатывает глаза.
– Девочка, я распознаю этот давай-перепихнемся-звонок, как только его слышу, и если он звонит тебе в субботу вечером, тогда помощь, в которой он так нуждается не такая уж и важная. Ты запала на него или что?
Я благодарю Бога, что не сказала ей о том, что он мой сводный брат.
– Да, полагаю. Хотя, это не сработает.
– Ага, это же сексуальное домогательство.
– Это не так. Я имею в виду...
Она уставилась на меня, ожидая.
– На самом деле... он не звонил. Я просто пришла туда.
Клянусь, похоже, у нее шок, и я даже чувствую немного гордости. Сомневаюсь, что когда-нибудь говорила ей что-то, что действительно бы ее потрясло, даже когда рассказала ей о слежке за парнем на улице и о том, как сдала его в полицию за издевательство над маленьким мальчиком. Я и фотографии сделала, чтобы доказать это.
– Ух, ты, – произносит Джоанна, и я горда за себя. – Не думала, что ты способна на такое. Так что же вы делали?
– Ничего. Ну... не совсем. Он предложил мне напиток, и затем... он поцеловал меня.
– Он поцеловал тебя?
Она наклоняется ближе, абсолютно забывая о своей еде, поскольку внимательно смотрит на меня.
Я киваю, и вспоминаю губы Дмитрия, сокрушающие мои, вспоминаю тяжесть его тела. Я не хотела ничего, кроме как забыть об окружающем мире, о наших обязательствах и заботах, потеряться с ним в ночи страсти, но, возможно, пропасть между нами слишком широка. Он причинил мне слишком много боли и зашел слишком далеко.
Если что-то и может заставить меня отвернуться от него, так это мысль о его связи с русской мафией, и мне надо бежать как можно быстрее, правильно?