Наверное, слишком занят роскошной жизнью во дворце. И уж тем более нет у него никаких способностей. Он ничего не видит. Ни горя, ни страданий других людей. Ни, тем более, нарушений закона. Сплошной цирк для простаков, чтобы они думали, что все под контролем.
«Не совершай преступлений. Жрец это почувствует и накажет…»
Бред! Те, кому нужно, прекрасно переступают через закон. И остаются безнаказанными.
— Вижу, у тебя особая любовь к Жрецу. — Джейкоб выдохнул дым. — На столе есть тарелка?
— Та, которую ты используешь как пепельницу? Да, вот она. — Я пододвинула тарелку к парню и постучала по ее краю ногтем, чтобы он по звуку понял, где она теперь находится. — Нет у меня к нему никакой особой любви. Я просто считаю Жреца ничтожеством. Пустым местом.
— Почему же?
Я приподняла бровь. Джейкоб со мной разговаривает? Нетипично. Хотя он все равно выглядел так, словно его эта тема мало интересовала. Будто я могла говорить все что угодно, но это было лишь фоном.
— Потому что он зажравшийся старикашка, делающий вид, что он чуть ли не сам бог. И меня злит то, что в него верят. Почему люди настолько глупые?
— Продолжай. — Джейкоб сбил пепел в тарелку.
— Что продолжать? Тут нечего говорить. Только то, что вся эта шумиха вокруг Жреца — полный бред. Вон он, наверное, сейчас сидит во дворце, весь в золоте, и смеется над идиотами, которые поверили в него. Удивляется, как, оказывается, легко манипулировать массами.
— Не боишься что-то такое говорить? — Джейкоб снова сбил пепел в тарелку и опять поднес сигарету к губам.
— Только не говори, что ты тоже веришь в чушь про то, что Жрец все видит и знает. — Я усмехнулась.
На самом деле о своих мыслях я особо не распространялась. Несколько раз говорила о них подругам, но они всегда просили меня не затрагивать эту тему. Верили они в Высшие Силы или нет, я не знала. Просто негатив по отношению к Жрецу наказуем. И вот этого они боялись.
Но Джейкоб не из аристократии. Рядом с ним я не боялась сказать лишнее о Жреце, из-за чего даже дала себе волю. Выплеснула хотя бы часть того негатива, который накопился в душе.
— Раз он такой всевидящий… — Я фыркнула, запрокинула голову и громко произнесла: — Эй, Верховный Жрец, я неверующая! Я считаю тебя бесполезный ублюдком, а Высшие Силы — твоим больным вымыслом. Приди и накажи меня!
Я выждала несколько секунд, после чего опустила голову и посмотрела на Джейкоба. Саркастично сказала:
— Ого. Никто так и не пришел, чтобы наказать меня. Может, я сказала слишком мало? Недостаточно для его гнева? — Я опять запрокинула голову и еще более громко произнесла: — Верховный Жрец, я желаю тебе в аду гореть, но чтобы перед этим тебя собаки заживо сожрали. Чтобы ты подавился своими Высшими Силами. Стану немного старше и создам свое движение против Жреца. И туда попадут самые здравомыслящие люди!
Я опять посмотрела на Джейкоба. Он вальяжно сидел на стуле, подперев голову кулаком. Курил. Но его глаза были открыты. Непривычно.
— Все еще никого нет. — Я фыркнула. — Я прошу меня наказать, но, к сожалению, Жрец меня не слышит.
Чайник закипел, и я пошла заваривать чай.
— Ты так и не ответил, — сказала, доставая чашки. — Ты во все это веришь?
Я спрашивала без особого интереса. Просто чтобы продолжить разговор. Лучше так, чем сидеть в тишине.
— Я считаю, что Жрец еще тот уебок, но наказать тебя он может, и даже хочет. За языком нужно следить.
Я засмеялась. Посчитала, что Джейкоб шутит. Ответила такой же шуткой:
— Поздравляю, в мое движение «Против Жреца» я тебя не приму. Ты говоришь не совсем здравые вещи.
— Охуеть, как жаль.
— Ну, если ты раскаешься и в итоге признаешь, что Жрец ничтожество и просто бесполезный зажравшийся старик, могу пересмотреть свое решение. — Я насмешливо приподняла уголок губ.
— Я подумаю над этим.
— Только думай быстрее. Может, я даже сделаю тебя своей правой рукой. Правда, заманчиво звучит?
— Ага. Я в ебаном восторге.
Мне стало немного легче. Все мои бывшие подруги были из аристократии. С ними такой темы не поднимешь. Да и не особо хотелось. Я хоть и относилась к Жрецу с циничностью, но ненависть появилась лишь в последний месяц. Я прекрасно помнила, как пару недель назад с разбитым лицом жалась в угол и, несмотря на свое неверие, впервые в жизни молилась. Вот только никакой помощи не получила.