— Люди перерастают невинность. Он не один из нас, Беа.
Металлический смех наполнил воздух их ванной комнаты.
— О, Конрад. Тебе уже поздно становиться ханжой, тебе не кажется? Такое лицемерие. Удивительно, что я едва могу смотреть на твое лицо?
— Дорогая, это ты у нас ханжа, а еще ты чертовски наивна. Все, что тебя волнует, это Аарон, шопинг и твои пластмассовые друзья, половину из которых я трахаю за твоей спиной.
— Кто?— спросила она, резко поворачиваясь к нему. Все ее лицо изменилось. Она выглядела . . . странно. И старше. За считанные секунды.
Настала очередь Конрада хихикать.
— О, разве ты не хотела бы знать.
— Перестань играть со мной в игры, Конрад.
— Игры — единственное, что у меня осталось от тебя, Беа.
Мои пальцы впились в ремень так глубоко, что пряжка впилась в кожу, и расстегнули его, кровь залила мой кулак.
Мистер Рот понятия не имел, что его бумажная тигрица-жена была права. Что единственный раз, когда мы с Арьей соприкасались не невинно за все лето, это когда сама Арья инициировала это.
Две недели назад мы проникли в кабинет мистера Рота, где он хранил свои кубинские сигары. Я хотел украсть одну и поделиться ею со своими друзьями из Хантс-Пойнта, а Арья всегда была готова проказничать. Это был ленивый день, и пентхаус был пуст. Мы нашли кожаную коробку с гравировкой как раз тогда, когда моя мама вернулась из супермаркета. Неожиданный щелчок двери заставил Арью с громким стуком выронить портсигар. Шаги раздались по коридору, звук рикошетом отлетел в мой живот, как пуля, когда моя мать подошла, чтобы разобраться.
Арья схватила меня за запястье и потащила нас обоих к пространству между картоточными шкафами и полом, где мы были прижаты друг к другу под брюхом консоли, переплетенные конечности, спрятанные от глаз. Мы были грудь к груди, наше горячее дыхание смешивалось вместе, фруктовая жевательная резинка, слайси и поцелуй, который никогда не мог случиться, пронизывал воздух, и внезапно все те разы, когда мне говорили не прикасаться к Арье, обрели смысл.
Потому что желание прикоснуться к ней пронеслось от моего позвоночника к кончикам пальцев, от чего у меня в желудке появилось ощущение пустоты и боли.
Мама вошла в комнату. Мы видели ее изношенные кроссовки с нашего места на полу, когда она повернулась на 360 градусов, осматривая местность.
— Мисс Арья? Николай? — Ее голос был пронзительным.
Нет ответа. Она тихо выругалась по-русски, топнув ногой по мраморному полу. Адреналин заставил мои вены покалывать.
— Твой отец очень разозлится, если узнает, что ты была здесь. — Мама попыталась, но не смогла придать своему тону властность. Мои глаза задержали взгляд Арьи. Все ее тело сотрясалось от смеха. Я прижал ладонь к ее рту, чтобы она не рассмеялась. Она высунула языки лизнула между пальцами. Укол удовольствия, пронзивший мой позвоночник, вызвал у меня головокружение. Я сразу отпустил ее, немного задыхаясь.
Через несколько минут мама, наконец, сдалась и ушла. Мы остались совершенно неподвижными. Арья взяла мою руку и прижала мою ладонь к своей груди, ее улыбка была такой широкой, что она чуть не расколола лицо пополам.
— Вау. Чувствуешь, как быстро бьется мое сердце?
На самом деле, все, что я мог чувствовать, это желание прикоснуться своими губами к ее губам. Как мое собственное сердце билось и скручивалось в моей груди, пытаясь вырваться из своих артерий и вен, и как я больше не чувствовал себя таким храбрым рядом с ней.
— Ага. — Я тяжело сглотнул. — Ты в порядке?
— Ага. Ты?
Я мотнул головой «да».
— Спасибо, что спасла мою задницу.
— Да, ну, я все еще должна тебе с того времени, когда нас преследовали. — Ее улыбка была широкой и искренней и говорила мне, что я определенно, определенно на грани катастрофы.
— Арья?
— Хм? — Ее рука все еще была на моей.
Отпусти меня.
Но я не мог этого сказать.
Я не мог ей ни в чем отказать. Даже то, что могло бы стать моим проклятым разрушением.
Вместо этого я держал руку на ее груди до тех пор, пока берег не расчистился и она не ускользнула сама.
Это была моя первая ошибка из многих.
***
День с коробкой из-под сигар изменил все.
Мы скользили на грани катастрофы, всегда в опасной близости от края. Не потому, что мне так сильно хотелось ее поцеловать — я мог бы, наверное, целую вечность не прикасаться к ней, даже если бы мне совсем не нравилась эта идея. Но поскольку у меня не было возможности отказать ей, а это означало, что рано или поздно она навлечет на меня неприятности.
Забавно, как ее родители были так обеспокоены тем, что я развращу ее, когда она, вероятно, могла бы убедить меня убить человека всего лишь взмахом ее сумасшедших волос Медузы.