Папа откатил кресло, жестом приглашая меня сесть перед ним. Я направилась к креслу, сохраняя суровое выражение лица.
— Послушай, Арья, это нелегко сказать. Но я полагаю, что правда — это то, от чего даже я не могу тебя защитить. — Он почесал щеку. — Позволь мне начать с того, что я сожалею о том, как отреагировал, когда нашел вас двоих. Я не могу не подчеркнуть этого достаточно. Ты моя дочь, и защищать тебя — моя главная забота. Когда я увидел, как он прижимает тебя к полке, я подумал…ну, на самом деле, я не думал. В этом была проблема. Я действовал из чистых отцовских инстинктов. Хочу тебя уверить, что позже я пошел к Николаю и выразил сожаление по поводу своего поведения. Я не примитивный человек. Насилие ниже меня. Итак, сначала давай разберемся с этим. Он выглядел нормально и хорошо. Несколько царапин, но не более того.
Я посмотрела вверх, на потолок в стиле собора, чтобы не заплакать. Я знала, что не могу позволить ему сойти с рук за то, что он сделал. Более того, я не смогла бы пройти мимо этого, даже если бы захотела. Я видела жестокого, злого человека. Человек, которого я не хотела видеть в роли отца.
— Ты лжешь, — холодно сказала я.
— Думаешь, я стал бы тебе лгать? — Он беспомощно посмотрел на меня, совсем другой человек, нежели тот, которого я видела вчера, избивающего Ники до полусмерти.
— Да, — сказала я ровно. — Ты сделал гораздо хуже Николаю.
— Об этом. — Папа обдумывал свои следующие слова. — Дорогая, я просто… я не был уверен, что я видел. Я знаю, что вы с Николаем были близки. Но после того, как я пошел извиниться лично к Николаю, он сделал просьбу, от которой я не мог отказаться. Ты должна понять, я сделал то, что он хотел, чтобы я сделал только потому, что чувствовал себя таким виноватым. И . . . ну, я не мог ему отказать, на случай, если он воспользуется моим поступком против меня. Я должен был думать о нашей семье. Ты не можешь оставаться здесь с мамой одна.
— Что ты сделал? — Мой голос был таким холодным, что по спине пробежали мурашки.
— Арья. . .
— Выкладывай, папа.
Он закрыл глаза, уронив голову на руки. На этой неделе я впервые задумалась, не все ли в порядке с папой. Идея была слишком сложной, чтобы ее переварить. В конце концов, он был моей единственной семьей.
— Он спросил меня, могу ли я купить ему билет в один конец к его отцу, который живет в Беларуси. Я согласился.
Мир вокруг меня закружился, хотя мои ноги все еще были прикованы к земле.
Николай. Ушел.
— Он хотел начать все сначала в другом месте. Жить в месте, где ему не пришлось бы отсиживаться все лето рядом с искушением. Это убивало его, милая.
Меня тошнило. Желчь ударила мне в горло, кислый вкус взорвался во рту. Я проглотила все это. Гнев, стыд, разочарование. Больше всего — унижение.
Так вот что чувствовало разбитое сердце. Тысячу ударов ножом в душу. Я никогда не собиралась встречаться. Никогда.
— Он сказал, что больше не хочет проводить здесь лето? — Я быстро моргнула, едва избежав слез. Папа закрыл лицо руками, упершись локтями в стол. Он не мог видеть меня такой.
— Прости, Арья. Я уверен, что он очень заботится о тебе. Он просто не хочет, чтобы все было так. . . сложно. Я могу уважать это. Хотя я пытался уговорить его остаться. В основном для Русланы. Видишь ли, он ее единственный сын.
Пока я все это переваривала, я чувствовала, как у меня трясутся руки на коленях. Чувство предательства лишило меня дыхания. Хотя у нас с Ники было только лето, оно держало меня на плаву. Они наполнили меня всеми хорошими вещами. Стало легче смотреть в мир.
— Ты забудешь о нем. Прямо сейчас кажется, что наступил конец света, но правда в том, что каждое приветствие заканчивается прощанием. Ты так молода; ты его даже не вспомнишь.
— Я попрошу у Руслана его номер, — услышала я свой собственный голос, не обращая внимания на его слова. Моя гордость была уязвлена, но никогда больше не разговаривать с Ники было хуже, чем запятнанное эго. Папа провел рукой по седой гриве, выдувая воздух.
— Она не даст его тебе, — резко сказал он. Затем, чтобы смягчить удар, пояснил: — Руслана пытается наладить отношения с Николаем, и сейчас он не хочет иметь ничего общего с семьей Ротов. Справедливо, а?
— Из-за того, что ты сделал? — Мои зубы стучали от ярости.
— Нет. Потому что он думает, что ты сделала это нарочно. Он не хочет с тобой разговаривать.
Это было похоже на еще один удар, на этот раз по тому месту, где была спрятана моя душа. Между грудью и желудком.