— У меня был брат, — размышляла она, глядя на дождь, который усиливался. — Но он умер очень давно.
— Мне жаль.
— Иногда мне кажется, что я всегда буду половинкой чего-то. Никогда не целостный человек.
— Не говори так.
Я никогда не встречал никого столь целостного, как ты, со всеми недостатками и прочим.
Внезапно Арья нахмурилась, склонив голову набок, изучая меня.
— Подожди, ты вообще должен со мной разговаривать?
— Ты больше не участвуешь в деле. Ты больше не оказываешь профессиональные услуги своему отцу, и твое имя не числится в списке свидетелей.
Хотя с этической точки зрения мой разговор с дочерью подсудимого был в лучшем случае неортодоксальным, а в худшем - пожаром в мусорном баке.
Она выгнула бровь.
— Нет?
Я покачал головой.
— Он удалил все упоминания о твоей компании со своих сайтов через пару дней после того, как я посетил твой офис. Я предположил, что по твоей просьбе.
Глаза Арьи с густой бахромой вспыхнули. Очевидно, мое предположение было неверным. Она вскочила на ноги, опрокинув кофе. Коричневая жидкость пролилась на стол и пол. Она поправила чашку трясущимися руками.
— Хорошего вечера, мистер Миллер.
Она хлопнула дверью и выбежала на улицу. Я схватил свой портфель и последовал за ней, понимая, насколько я был чертовски легкомысленным. В этот момент я умолял попасть в беду. Судья Лопес имел бы полное право отстранить меня от дела, если бы узнал, чем я занимаюсь.
История повторяется.
— Арья, остановись. — Я протиснулся мимо вечерней манхэттенской толпы. Дождь падал простынями на нас обоих, утяжеляя ее сумасшедшие волосы. Она ускорила шаг. Она бежала. От меня. А я гнался за ней.
Мои ноги двигались быстрее.
— Арья! — Я лаял. Я даже не знал, что хотел ей сказать. Я просто знал, что хочу сказать последнее слово. Дождь хлестал по лицу. Она остановилась на перекрестке, на красный свет. В ловушке она повернулась вокруг, ее поза была настороженной, как будто она была готова наброситься. Ее зеленые глаза заплясали в орбитах.
— Что? Чего ты хочешь от меня, Кристиан?
Все, и вообще ничего.
Твои слезы, твои извинения, твое сожаление и твое тело.
Больше всего я хочу, чтобы ты помнила. Какими мы были. И то, кем мы больше никогда не сможем быть.
Я провел рукой по мокрым волосам.
— Почему ты перестала ходить в бассейн?
Она откинула голову назад и рассмеялась. Она была так красива, что мне хотелось задушить себя за то, что я взял портфель. За то, что не позволил кому-то другому прибить Конрада Рота, пока я вел грязный роман с его дочерью. Полные обнаженных выходных в экзотических местах, шампанского и извращенного секса.
Она ворчала.
— Я хотела найти на тебя компромат. Потом я... — Она запнулась, остановив себя в последний момент, не желая заканчивать фразу. — Потом я поняла, что ты не настоящий злодей в этой истории, — тихо закончила она.
— Я не злодей. — Но слова казались странными во рту, потому что в некотором смысле я был таким. Никому из нас не было дела до того, что дождь хлестал по нашим лицам, когда мы стояли посреди улицы. Ее запах персиков, сахара и Арьи усиливался сквозь дождь. Свет за ее спиной стал зеленым. Я подошел ближе, мои пальцы дернулись, чтобы обхватить ее щеку. — Сократи свои потери. Повернись спиной к отцу, как он повернулся спиной к тебе. Поужинай со мной.
Она покачала головой, зажмурив глаза. Капли дождя летели с ее волос. Внезапно нам снова стало по четырнадцать. Я прижался лбом к ее, вдыхая ее. Удивительно, но она не оттолкнула меня. Наши волосы были сплетены, наши носы соприкасались. Ее сердце колотилось против моего. Я хотел делать вещи, о которых мне не надо было думать.
— Боже. — Она сжала кулаки, прижимая их к моей груди. — Я хочу, чтобы это прекратилось.
— Мне жаль. Мне так, так жаль.
Мне было жаль, по крайней мере, в тот момент. Это был момент чистого, простого старого Ники с его глупой слабостью к этой девушке.
— Я чувствую себя такой потерянной. — Она выдохнула.
— Ты скоро найдешь себя. Когда закончится суд. Когда осядет пыль.
— Трахнуть Рот — твоя давняя мечта? — Ее губы приблизились к моим так близко, что я почувствовал их вкус.
— Обычно нет. Но конкретно одну — да. Это в моем списке желаний.
— И всегда ли ты достигаешь того, что в твоем списке желаний? — Губы против губ. Кожа против кожи.
— В большинстве случаев, — признал я.
— Ну, ты меня не получишь.
— Ты уже наполовину моя.
Наши тела были прижаты друг к другу, наша одежда промокла насквозь, но она не съежилась. Она не отступила. Я вспомнил двенадцатилетнюю девочку, которая не дала мне выиграть ни одного глупого спора, пока мы болтались на кладбище. Та девушка все еще была там.