— Я вырос здесь, в Нью-Йорке. Пошел в частную школу, когда мне было четырнадцать. Мы с родителями не особо ладили.
— Что твои родители делают?
— Мой отец владеет гастрономом, а мать управляла поместьем.
Пока ни одной лжи. Хотя магазин моей донорской спермы находился на другом континенте, и моя мать управляла имением Ротов, подметая полы.
— Знаю ли я эту частную школу?
— Да.
— У него есть название?
— Так и есть, — подтвердил я.
— Вау, ты действительно не собираешься мне рассказывать. — Но ее глаза прильнули к моему лицу, далекий блеск надежды заставил меня возразить ей. — Ты невозможен.
— И тебе это нравится.
— Так как же ты оказался в Гарвардской школе права, учитывая, что ты и твои родители не разговариваете друг с другом? Только не говори мне, что ты получил полный пансион. Это почти невозможно. Особенно при твоем уровне налогообложения.
Она все еще верила, что я произошел от денег. Я не стал исправлять ее предположение. Это был момент, когда я раздумывал, как много ей рассказать. Только Риггс и Арсен знали мою историю. В конце концов, я понял, что это не имеет значения.
— Обещаешь не осуждать?
— Не могу этого обещать, советник. Но обычно я не осуждаю.
Я засунул руки в передние карманы.
— У меня был . . . своего рода спонсор.
— Фу, я волновалась, что ты собираешься признаться в зоофилии. — Она сделала вид, что вытирает лоб. — Что такое спонсор? Это код для сахарной мамочки? Или в наши дни правильнее называть пуму?
— Я не уверен, что это за терминология, но именно она отправила меня на юридический факультет, когда я даже не мог позволить себе билет на поезд до Бостона.
— Подожди, она выложила шестизначную сумму за твое образование? — Арья протрезвела. — Ты так хорош в постели?
Я издал смех, который просочился в мои кости. Это был первый раз, когда я по-настоящему рассмеялся за многие десятилетия. Мое тело к этому больше не привыкло.
— Во-первых, да, я действительно хорош в постели. Во-вторых, выкинь свой разум из канавы. Миссис Гудински было за пятьдесят, когда я учился в старшей школе. Она была очень одинока. Я был стабильным мальчиком.
— Звучит как хорошо снятый порнофильм.
Я снова толкнул ее плечом, и мы оба рассмеялись.
— У нее были лошади. Дорогие. Но она приезжала к ним только в гости, а не кататься. Ее покойный муж был любителем конного спорта. Она держала лошадей в честь него, но совершенно не интересовалась ими. У нее было слишком много денег, и не на кого было их потратить. Ей нужен был кто-то, кто составил бы ей компанию во время каникул. Кто-то, кто навещал бы ее по выходным. Ну, ты понимаешь. Кто-то, кто заботился бы о ней.
— И этим кем-то был ты? — Арья скептически подняла бровь.
Я бросил на нее обиженный хмурый взгляд.
— Я и мои самые близкие друзья, которых я втянул в это. Вместе мы стали одной большой испорченной семьей.
— Хм.
— Не говори мне «хм». Скажи мне, что ты думаешь.
— Ты не кажешься мне заботливым человеком.
— Почему это? — Спросил я.
— Во-первых, потому что все, чего ты хочешь, — это переспать со мной. Фобия отношений?
Ее ревность пробудила что-то опасное в моем желудке. То чувство, которое ты испытываешь, когда понимаешь, что только что выжил в почти смертельной автокатастрофе.
— Это другое. Я не хочу ничего серьезного с тобой, потому что я не могу позволить себе быть с тобой. Встречаться с дочерью человека, против которого я подаю в суд, особенно в таком деле, как это, — нездоровый карьерный шаг.
— Я чувствую запах рычага? — Ее глаза загорелись, когда мы ускорили шаг, чтобы согреться.
— Нет, ты чувствуешь запах прагматичного делового решения. И для тебя тоже. Представь, как это будет выглядеть, если об этом станет известно. Наши отношения обречены. Но это не значит, что я против того, чтобы остепениться, когда появится подходящая женщина.
— Способ заставить женщину почувствовать себя особенной.
Я смеялся.
— Ты все еще поддерживаешь с ней связь? С твоей сахарной мамочкой? — Арья обняла себя за живот, защищаясь от холода.
— Да. А ты? — Я спросил.
— Я не знаю ее, но я имею в виду… . . Я могла бы ей позвонить? — Она играла в дурака. Я еще немного посмеялся. Дерьмо. Это было много смеха.
— Каким ты была в подростковом возрасте? — Я поправил свой вопрос.
— Бунтаркой. Злобной. Книжным червем.
Понимающая улыбка тронула мои губы. Я до сих пор помню, как она глотала книги, по крайней мере, по одной в день во время летних каникул, словно слова исчезали, если она не читала их достаточно быстро.