Едва последний человек протиснулся в люк, курьер, который, конечно же, как и люди, надеялся на помощь — задраился всеми возможными средствами.
Пилот, чья выдержка, возможно, не соответствовала ситуации, отдавая себе отчет в том, что несет ответственность за столько жизней, в том числе и за свою, не стал ожидать больше никаких указаний. Он оторвался от станции и быстро помчал свой маленький корабль в надежде на спасение.
Десятки людей, испытывая благодарность, толпились на небольшом пространстве для пассажиров. Они стояли и ходили в поле нормального тяготения, которое поддерживалось на корабле. Они заняли все имеющиеся кресла ускорения, обеспечивающие безопасность в случае нарушения тяготения.
Все облегченно вздыхали.
Дженевьев разделяла бурный восторг попутчиков. Она ощущала приподнятость, уверенность в спасении.
Постепенно все успокаивалось. Леди решила обратиться к кому-то из своего официального окружения, чтобы пожаловаться на грубость телохранителя и жесткость журналистки. Она не успела этого сделать.
Вдруг послышался новый взрыв.
Предыдущий, который они слышали на станции, не шел ни в какое сравнение с этим. Там что-то произошло на безопасном расстоянии. А здесь... Это было какой-то катастрофой.
Мир для молодой жены премьера расплылся от шока и ужаса.
На какое-то время она потеряла сознание.—
Придя в себя, леди Дженевьев оказалась в кабине, где плавал холодный дым вперемежку с туманом, образовавшимся от внезапного падения давления воздуха.
Вспомнив, где она находится, леди оглянулась: где найти скафандр? Увы, не знала.
В шоке, с болью в теле, едва дыша, Дженевьев выбралась из своего кресла ускорения. И только тогда поняла, что тяготение нарушено, оно постепенно уменьшалось.
Зажегся аварийный свет.
Она перебралась на другую сторону взорванной кабины и, как во сне, до леди дошло, что она единственная, кто мог передвигаться. Вокруг плавали тела, которые медленно укладывались при низкой гравитации прямо на палубу. Руки и ноги слабо свисали с сидений.
Дженевьев услышала, как из пробитой кабины со свистом уходит воздух. Он испарялся медленно. Однако, быстрее, чем его могли восполнить запасные резервуары.
Леди двигалась туда, где, по ее мнению, находился отсек пилота. Живого или автоматического, но выполняющего свои обязанности. Хотела обратиться за помощью для себя и других. Но не смогла открыть люк или дверь, ведущую из пассажирской кабины.
На двери находилась маленькая стеклянная панель, через которую мало что можно было разглядеть. А по едва увиденному стало ясно: впереди руины.
Воздух продолжал уходить с тихим завыванием и свистом... автоматическая система уплотнения тщетно пыталась выправить положение.
Вокруг леди медленно двигались, верней, плыли мертвые, умирающие и те немногие, кто подобно леди освободился от кресел, но сделать больше ничего не мог. Дженевьев заметила, что ни на ком не было аварийной одежды или оборудования.
Где уж продержаться под вселенским натиском пустоты за пределами слабого корпуса корабля?
Оборудование работало рывками. Это слышалось в отсеке, куда были заперты леди и ее попутчики.
Откуда-то, наконец, послышался голос автопилота, сделавший попытку успокоить всех, но вскоре замолчал. Затем опять дал о себе знать. Но и это было сущим идиотизмом: голос звал всех покинуть свои кресла и прийти на обед.
Дженевьев пыталась заговорить с кем-либо, подающим признаки жизни, ухватиться за них своими больными руками. Тщетно. Никакой реакции.
Она испытывала боль от каждого вздоха. Отталкиваясь от одного кресла к другому, поняла, что шок у нее возрастает. Обратиться не к кому. Ее телохранители и помощники, а так же журналисты мертвы. Похоже, что среди еще дышавших пассажиров, способных издавать хотя бы стоны, она одна передвигалась самостоятельно.
Леди Дженевьев уже стала привыкать к мысли о смерти. Вдруг до ее ушей дошел новый звук. Она открыла глаза, сжав кулаки, и думая, что этот звук померещился. Однако ж, не бред... Ей не кажется. Разрушается корабль, терпящий бедствие?
Словно ниоткуда пришла мысль: перед лицом смерти считает, что отказ от ребенка — ошибка. Если бы она не думала это делать, сейчас не оказалась бы здесь. Сидела бы дома.
Звук повторился. Да нет же, не шум рушащегося корабля.
Кто-то или что-то пытается пробиться на корабль извне.
Чуть позже она, пытаясь сосредоточиться вопреки ощущению, похожему на опьянение из-за кислородного голодания, расслышала трение между двумя кораблями. Кто-то осуществил стыковку.
Пробравшись почти в полной невесомости к иллюминатору, она увидела маленький корабль, который пытался догнать их пострадавшее судно и был уже довольно близко.
Тот же звук. Совсем близко. И что-то похожее на вспышку света. Кто-то или что-то пробивается сквозь металл.
И внезапно его разорвало. Но это не вызвало смертельной для жизни потери воздуха. Она, леди Дженевьев, чуть не потеряла сознание от сильного потрясения, поскольку перед ней предстала не смертельная машина, а скорее — человеческая фигура в скафандре, которая вдруг заговорила с ней по-человечески. Успокаивающе.
Дженевьев испытывала не только потрясение, но и сильное головокружение от потери кислорода: давление в кабине упало до опасно низкого уровня. Тело женщины было покрыто царапинами и кровоподтеками. Но она смогла проскользнуть своим почти невесомым телом через заполненную дымом кабину и поцеловать лицевую панель своего спасителя.
Но то, что леди увидела за шлемом, хотя, возможно, ей изменяло зрение, заставило на мгновение ее глаза широко раскрыться.
В ответ на ее поцелуй в шлем, спаситель почувствовал замешательство. А затем он нежно обнял ее руками в доспехах. Голос, звучавший из динамика скафандра, напомнил голос, слышанный ею с экрана дисплея в лаборатории.
Голос:
– Николас Хоксмур, моя леди, к вашим услугам. Освободившись от объятий, она нетерпеливо спросила:
– Вы можете меня забрать отсюда? Видите, у меня нет костюма. Похоже, что на борту нет и скафандров. Ответ:
– Все в порядке, леди. Конечно, я вас спасу. Потому что...
И — о, ужас! — в это мгновение раздался резкий взрыв, уничтоживший ее заново спасенную жизнь, ее мир.
Доктор Ховелер и Задор, завершая систематизацию экспериментов и материалов, часто отрывались от работы, чтобы посмотреть на экран дисплея: что же творится за пределами станции?
Между этими наблюдениями оба следили и за роботами, которые обслуживали жизненные системы лаборатории. Но что сделать для ее защиты? Ведь она проектировалась не для военных целей, посему и была безоружной, беззащитной.
Несколько раз наблюдатели, то есть, Ховелер и Задор выражали надежду, что курьер убрался восвояси. Но вестей от него никаких.
Иногда Анюта Задор, оторвавшись от выполнения своих обязанностей, пыталась вслух раздумывать, добился ли какого-нибудь успеха Николас Хоксмур, выполняя ее приказ пойти на таран. Ховелер и сам хотел бы знать, да вот откуда же узнать?
По его мнению конечный результат атаки берсеркера мало зависел от Хоксмура. Каковы бы ни были его возможности, на поверхности планеты Иматра находились сильные вооруженные объекты, и орбитальная станция совершала свой полет в зоне их действия.
В космосе появились два вооруженных корабля, посланных против наступающего противника.
Наземные батареи и корабли с экипажами на борту, как подтвердили поздние записи, храбро отражали бешеную атаку.
Но события показывали, что и единственный враг был слишком силен. Защитники беспомощно наблюдали, как берсеркер безо всякой задержки и промедления, на предельной скорости шел по явно просчитанному неуклонному курсу — наперерез биолаборатории, быстро вращавшейся по орбите. И меньше чем через минуту враг оказался рядом с ней.
Ховелер еще раз беспомощно глянул на экран дисплея и увидел, как от несущегося на них образа смерти отделились маленькие фрагменты. Он решил, что берсеркер спустил свои маленькие корабли. А может, ракеты? И удивился, что перед угрозой уничтожения, его так интересуют детали.