Дирван пошатнулся, с его лица схлынула кровь, глаза стали напоминать бездну.
— Вы все правильно поняли. Софи пожелала умереть под тихое песнопение слуг Божьих.
В душе расползался бальзам.
«Как хорошо, что я смогла соединить исчезновение Софи Лоренской с таинством древнего обряда, как-то прочитанного Ливин.
Человека, открывшего ворота храма, выстроенного в честь Матери Единого, никогда уже не выпустят из каменных свод. Тело находит вечный покой, а душа мгновенно уходит на перерождение. Это в том случае, если на чаше «Весов Справедливости» твои благие дела перевесят совершенные при жизни грехи. Если наоборот, поговаривали, земля под ногами грешника разверзлась, и он падал в бездну. Возможно, по этой причине к храму отправлялись лишь самые отчаявшиеся люди.
Человек устроен так, что до последнего верит в милость божью. Смерть кажется такой далекой и недосягаемой. Мало кто задумывается о том, что с ним будет после последнего удара сердца. В свои-то тридцать три я думала о смерти, только когда хоронила мать. Больше как-то не задумывалась о материи жизни и смерти».
Отпрянув от меня, шатаясь, Дирван дошел до двери. Облокотившись ладонью о стену, протянул дрожащие пальцы к ручке, схватившись за нее, толкнув дверь, покинул кабинет.
Увидев выжженный отпечаток ладони на стене, мне сделалось нестерпимо жалко парня. Кто бы мог подумать, что графский любимчик, сердцеед девичьих сердец влюбится в несуществующую в этом мире девушку. Ушла эйфория от собственной лжи. Накатившая грусть метнула свои длинные щупальца к душе. Окутав ее зеленой тоской, разбередив раны, потянула струны души, вызвав горечь сожаления. В носу мгновенно защипало, глаза заволокла пелена слез. Соленые капельки воды, упав с ресниц, заскользили по щекам тоненькими ручейками.
— Леди Киара, если вы сейчас не перестанете плакать, то мне придется напоить вас третьим стаканом вина.
Подняв голову, я с недоумением посмотрела на канцлера. — Шутите?
— Мне не до шуток. Возьмите платок и вытрете свои слезы.
— Я взяла протянутый герцогом платок, вытерла со щек влажные дорожки, высморкалась и, посмотрев на изумленное лицо Аргаира, отругала себя как следует. — Простите. Постираю, отдам.
— Можете оставить у себя.
В голосе главы Тайной канцелярии так и сквозила любезность.
— Ну, раз не хотите, тогда выкину… Потом.
Видно, я вновь огорошила старшего Арвайского своим поведением, потому что он ненадолго замолк с немного округлившимися глазами. Только не могу я ему сказать о своих бесенятах, так некстати вновь заплясавших внутри.
— Вижу, вы уже успокоились. Тогда, леди Киара, вам не составит труда произнести клятву.
— Я?! — теперь в моем голосе скользило не только удивление, но и сарказм. — А мне зачем? Да и крови я боюсь. Идите вы со своими клятвами куда подальше. И не буду я, — пробурчала себе под нос, но видно зря. Взгляд канцлера стал настолько ледяным, что волей-неволей пришлось подчиниться.
Встав с кресла, подойдя к столу, с опаской посмотрела на нож.
— Вы его продезинфицировать не хотите.
— Что, простите, сделать? — растерянно спросил Аргаир.
Прикусив нижнюю губу, мысленно отругала себя за длинный язык. Проигнорировав вопрос канцлера, перевела взгляд на целителя и, захлопав ресничками, состроила на лице невинную улыбку: Я ужасная трусиха и так боюсь заразиться. Не могли бы вы пройтись магией по лезвию.
— Леди Киара, прекратите паясничать. Еще ни один человек не заразился, произнося клятву на крови.
— Ваше сиятельство, разве можно меня сравнивать с другими, — взяв клинок, покрутила его в руках. Чуть повернув голову, прикрыв один глаз, с осторожностью наколола острием средний палец левой руки. К моему удивлению, кровь с крошечного пореза потекла тонкой струйкой. Вновь стало себя так жалко. Тяжко вздохнув, проговорила недавно услышанные слова клятвы:
— Я…, — вымолвила и тут же замолкла, посмотрев на Аргаира: — Простите, пожалуйста, а от чьего лица я должна произносить клятву: от графини Киары Барванской, Киары Корхарт или Ливин Корхарт?
— Естественно, Ливин Корхарт.
— Я Ливин Корхарт. Клянусь кровью предков…
«Проговаривая слова клятвы, подумывала о том, что тело Ливин имеет отношение к предкам, а вот я совершенно никакого. Или магии все равно, чья душа заняла тело хозяйки…».
Но, как оказалось, не все равно. Проговаривая последние слова, наблюдая за канцлером и его настороженным взглядом из-под нахмуренных бровей, понимала, что что-то идет не так. Никаких светящихся искр вокруг моего пальца не кружило. Кровь как стекала тоненькой струйкой, так и продолжала литься на стол.