Глава 3. Остались нам двоим одни воспоминанья
Сидя в кресле, стоящем на небольшом возвышении возле избы, подставив лицо жарким лучам солнца, я щурилась от яркого света и расползавшегося в груди счастья.
Всегда грезила купить себе дачу, утопающую в зелени цветущего разнотравья и растущих вокруг нее хвойных деревьев. И чтобы обязательно невдалеке располагалось озеро или на худой конец речка.
Мечтала усесться в кресло с книгой на руках и предаться любимому занятию. Витала в облаках, как приглашу парней с семьями из нашей группы.
По участку разлетается запах жареных шашлыков. Дети вокруг орут, резвятся. Кирилл, взяв гитару, любуясь своей женой, поет одну из песен его репертуара. Но все понимают, что он срывает свой голос для любимой, режущей сейчас овощи для салата:
«…Я как попало жил и думал вновь
А может, это все и есть любовь?
Только посмотрев в твои глаза,
Понял я, что со мной моя судьба…»
Полюбовавшись на бурлящий поток темных вод невдалеке, с содроганием вспомнила, сколько в них глубинных водоворотов и острых камней. Бросила взор на зеленый ковер и возвышающиеся над ним цветущие луговые цветы. Жмурясь, полюбовалась на растущие рядом дерева, зелень листвы качающейся от легкого ветерка, и с наслаждением вдохнула витающий в воздухе запах хвои. «Вот тебе и исполнение желания». Тяжко вздохнув, закрыла глаза и отдалась во власть своих фантазий, прислушиваясь к веселому щебету птиц, прячущихся между ветвей, растущих в лесу деревьев.
— Не положено молодой леди подставлять лицо солнцу. Кожа станет некрасивой и быстро состарится. А тебе еще замуж выходить.
Мои уголки губ сразу приподнялись. Ворчливый голос одной из тетушек напоминал мне бурчание старушки. И хотя по идее обе ведьмы-призрака по возрасту годились мне в бабушки, но я не посмела их так назвать. Выглядели они молодо, да и не мудрено, умерли, когда им было под сорок. После замужества отдались полностью в варку новых зелий и эликсиров, по этой причине и умерли. Экспериментаторы, одним словом. Детей не заимели и теперь оттачивали на мне все те знания, которыми располагали.
— Теть Хамира, не ворчи. Кто меня порченную замуж возьмет? Вешать хомут на шею в виде мужика я не собираюсь. Вот немного окрепну, и тогда вообще топлес буду загорать.
— Топлес?.. Это как?
Мгновенно открыв глаза, с любопытством посматривала на Симору. Из ее уст вылетали только реплики: ах, ох, м-м-м, но… Не думала, что она решится заговорить.
— Топлес — это полностью обнаженной.
Мои плечи тут же задергались от рвущегося смеха. Вид упавшего на траву прозрачного тела одной из сестриц, которое стало практически прозрачным, наводил смех.
— А что это с Симорой случилось? — подлетев к нам, проговорила Кавис.
И тут уж я не выдержала, залилась звонким смехом. Не думала, что смогу улыбаться, а тут радуюсь, сама не понимаю, почему.
— Бабуш-ш-ш, — сложившись пополам от смеха, сквозь слезы пытаюсь объяснить Кавис причину возлежания ее родственницы на земле.
Мою задачу упрощает Хамира, подлетев к ведьме-призраку, стала на ушко шептать ей суть нашего разговора.
Покачав головой, Кавис сделала вывод, но не тот, который хотелось бы мне.
— Девственность восстановить — плевое дело. У меня в закашнике чудесное зелье есть.
И вот тут я уже не выдерживаю. Схватившись за живот, звонко хохоча, заваливаюсь на Симору, вспомнив, как впервые произнесла незнакомое для людей этого мира слово…
«Три дня меня отпаивали каплями, после которых я напропалую спала, а открыв глаза, просила есть. На четвертые сутки настала пора моих бодрствований.
С интересом стала рассматривать помещение, в котором находилась. Убранство комнат чем-то напоминало боярские дома в Древней Руси. Сундуки, полки, комоды заставленные посудой. Добротные доски пола не были покрыты плетеными дорожками или коврами, возможно, из-за того, что было лето. Комната, в которой я находилась, была, скорей всего, горницей. Через три больших открытых окна в комнату проникал дневной свет, наполненный теплом. Ветерок, гоняющий легкие занавески, приносил с собой свежесть и запах леса.
Находясь в плену, мысленно я была занята лишь освобождением и местью. И вот когда оказалась на свободе, наслаждалась ощущениями своего дыхания, стуком сердца и витающими вокруг запахами. В голове кружился рой мыслей, но каждая из них заканчивалась: «Я живу… живу… дышу… я живу».
Постепенно стала осознавать, что на волоске была от разоблачения, но волей случая меня миновала сия доля. И не только меня. От виселицы спаслась и мама. Мама — какое волшебное слово. Млела, слыша, как она ласково смотрит на меня, ухаживает. Уходя спать, целуя, шепчет: «Спи, моя доченька. Сладких снов тебе, Киара».