Змея в бешенстве от такого обращения с ней. Черные пуговки ее глаз внимательно осматривают окружающую обстановку.
Я впиваюсь в нее взглядом и, отсчитывая ритм знакомой песни, превращаюсь в хищника, выжидающего свою жертву. Я должна успеть раньше. Обязана схватить Уфу за голову, прежде чем она укусит меня. Что буду делать после того, как убью змею — не знаю.
Сейчас необходимо выкинуть из разума все переживания и мысли. Внутри меня сознание начинает покрываться тонкой корочкой льда, душа черствеет и одевается изморозью. Все шорохи и звуки уходят на второй план. Я ловлю движение Уфы в мою сторону и кидаюсь ей навстречу.
Сейчас я не Ливия Гарская и не Ливин Корхарт. Сейчас — я молниеносный хищник. Успеваю сжать пальцы рук на шеи аспида, и мое тело закручивается в мертвой хватке вокруг тела Уфы. Слышу, как ее хвост в агонии стучит по полу, а я лишь сильней сжимаю свой захват. Не сразу, но осознаю, что убийца мертва. Некоторое время лежу в ожидании и начинаю медленно распутывать кольца своего тела от обмякшей змеи.
Торопливые шаги ног к нашей комнате отдаются в ушах набатом.
Пока в двери прокручивается ключ, нервно скольжу по полу и уползаю под кровать. Затихаю. Я готова до последнего вдоха бороться и защищать свою жизнь. Внимательно наблюдаю за тем, что мне удается рассмотреть.
Где-то в подсознании понимаю неправильность восприятия окружающей обстановки. Но обрывки мыслей улетают. Я вся напряжена и замираю. Трепещущимся раздвоенным языком осторожно ощупываю пространство перед собой.
Карга останавливается возле замершей Уфы. Комната погружается в звенящую тишину, которую нарушает лишь тяжелое дыхание старухи. Через некоторое время она наклоняется и поднимает с пола змею.
Женский визг, пропитанный страхом, заполняет пространство. Воздух вокруг вибрирует сначала от воя, а затем от грохота падающего тела.
В моей душе растекается бальзам от мысли, что бабка была не в курсе того, что даже мертвая змея может укусить.
Мои глазки впиваются в чёрные точки на старческой руке. Я с наслаждением наблюдаю, как темно-синяя чернота медленно расползается по ее коже. Вскоре мне надоедает смотреть, как разбухает тело старухи.
Извиваясь, я заскользила по паркетному полу к своей подруге, чтобы рассказать ей, что одна месть уже свершилась. Поднимаюсь и, раскачиваясь, внимательно смотрю на серо-бледное лицо девушки. В ласке скольжу головой по холодной руке и понимаю, что не могу оставить Риан. Я должна быть с ней.
Десять дней ада сделали свое дело. Бальное платье графини теперь ей сильно велико. Я заползаю под него и, скрутившись кольцом, засыпаю на ледяном животе исхудавшей подруги.
Сквозь сон слышу мужские голоса, ругань. Понимаю, что нас несут. То есть волокут тело Риан, а я, притаившись, лежу и жду, что будет дальше. Затем куда-то долго везут. Но вскоре повозка останавливается, нас вытаскивают и выбрасывают. Но полет оказывается недолгим.
Удар о воду для меня не ощутим. Для Риан Орховской, думаю, тоже. Помню лишь, как мое погружающееся на глубину тело сковывает ледяными тисками, не давая сделать вдох. Выскользнув из-под платья подруги, я из последних сил тянусь к свету над головой, но сил не хватает справиться с быстрым течением. Меня подхватывает стремительный поток, закручивает в попавшихся на пути водоворотах. Легкие горят от нехватки кислорода, и я уплываю в кромешную тьму...
Глава 2. Все это было с нами как во сне
Настроение графини Яримы Барванской было отвратительным. На старости лет, ну, как сказать на старости, всего-то под пятьдесят. И вот когда она уж было, собралась к праотцам, у нее проявилась ведьминская сила.
Смех да и только, скажет любой. Да и сама Ярима была не в восторге. Но сила внутри не давала покоя и требовала варить снадобья. В который раз графиня драила котелок от пригоревшего зелья для выведения бородавок. Мыть котелок приходилось самой, чтоб другая энергия не касалась вместилища соединения трав и корений.
Любая другая ведьма давно подсказала бы Яриме, что все нужно делать с желанием и любовью. Но обратиться к другой ведьме за помощью не хватало гордости. Вот и посылала графиня проклятья сгоревшему зелью и котелку, который приходилось начищать день ото дня, и ледяной воде, от которой ломит и сводит судорогой пальцы.