– Бермята, – Коловрат обернулся к десятнику, – возьми своих, да на вороп – поищите пути-дороги. Да сторожко там смотри: не ровен час – на поганых наскочите.
Тысяцкий смотрел, как растворяются в тумане вершники Бермятова десятка, а голову томили тяжкие думы. Брат Евпатий послан князем Юрием в Чернигов просить помощи у наследников Ольговой славы, но то ли добудет, то ли нет – неизвестно. А он, дурной, завел подмогу пронскую в глухомань неведомую.
– Боярин, боярин! – из тумана вынырнул Бермята с двумя своими. – Чудное дело, боярин: выходили с Пронска – зима ж была, снегу по лядвии, а тут – грозник, не иначе. Травы зелены, птахи поют…
Первун и сам почувствовал, как с неба дохнуло жаром, обдало летним теплом. Да уж, зима ушла куда-то вместе с дорогой… Стоявшие в задних рядах потихоньку садились, снимали поршни и лычницы, сматывали с ног теплые портянки. А иные уже начали тянуть с плеч брони, чтобы снять из-под железа полушубки или теплые шерстяные срачицы.
Такое нужно было пресечь и немедля. Железо на голую грудь не носят, и, повинуясь жесту тысяцкого, негромко ругались десятники, заставляя нерадивых вздевать брони, не скидывать с плеч щитов, не класть рогатин.
Туман помаленьку рассеивался, и стало видно, что на полдень лес реже. Туда же убегала проторенная волокушами дорога. Пустив вперед два десятка вершников, Первун сторожко повел свои сорок сотен навстречу незнаемому…
Утро. На закат от Велиграда.
III тысячелетие до н. э.
– Молви еще раз про находников, отрок, – Первун наклонился к поводырю, юному пар-нишечке в простецкой сермяге, – говоришь, комон-ных нет у них?
– Колесницы лишь, – быстро отозвался поводырь.
Он с опаской посматривал на удивительных союзников, явившихся из неслыханного града Пронск, на их темные одежды, непроницаемые для стрел и копий, их страшное оружие, что в один удар сметает сосенку толщиной в ногу взрослого мужа. Он сам видел, как жупан чужих воев показывал Белегосту их силу. Потому-то ему очень не хотелось сбиться с пути, потерять дорогу. Хотя чужаки вроде добрые – один из пеших воев угощал малых несмышленышей сладкими кокурками, пока вожаки вели беседу со старейшими града. Только добрые-то они добрые, а сердить их не стоит. Но слава Свентовиту – путь никуда не терялся. Скоро уже, скоро появится ватажка Колаксая…
Увидев ратников, стоявших на широкой поляне, Первун чуть было не расхохотался в голос. Вот уж витязи, нечего сказать. Вместо брони – толстые кожаные одежи с дубовыми тесовинами на груди, вместо мечей – тяжкие ослопы с бугристыми шарами капа на концах. И числом – не более двух сотен. А коли не врал старый волхв, то находников – не менее тридцати сотен. А то и целая тьма.
Из рядов велиградских витязей вышел муж, лицом и обликом – вождь. Оглядел пришлецов, молча стянул с головы бобровую шапку, поклонился в пояс.
– Колаксай, жупан здешний.
– Первун Коловрат, тысяцкий рязанской рати. На подмогу пришли к вам, братие.
Жупан завороженно смотрел на выходящие из лесу пронские, колпьские, городецкие сотни. Неверящим голосом, но с той безумной надеждой, которая бывает лишь у смертельно больных, переспросил:
– На подмогу? К нам?
Его лицо просияло. Он стянул с пальца золотое жуковинье, даже не ромейского, а куда как более древнего мастерства, и протянул Первуну:
– Бери. Коли выживем да не побрезгуешь – братом будешь.
Коловрат спешился, с поклоном принял подаре-ние и, чуть подумав, протянул Колаксаю длинный подседельный нож-атаган.
– Прими, братец названый…
…Разговаривать было сложно, ибо язык у витязей хоть и похож был на речь русичей, да уж больно древний. Еле-еле три слова на четвертое поймешь. Но уяснили однако ж, что идут находники-улады правильной ратью, князья их, сиды, в колесницах едут, а простые ратники – на своих двоих топчут. Оружны мечами, да не железными – бронзовыми, и топорами. А броня у них вовсе плохая – так, только грудь и покрывает.
Вызнав все, что можно, Первун распорядился стрелкам-лучникам растянуться вдоль кромки леса, а витязей пронских да тех, что получше оружены из земцев, сбил в единый кулак под прикрытием дерев. Теперь оставалось только ждать. О, вот уже топот копыт, уже вылетели на поле комонные наворопники, орущие на скаку:
– Идут! Ой, идут!..
Полдень. На закат от Велиграда.
III ты сячелетие до н. э.
Гнатал, сын Конрота, сына Энгуса, сына Роде, вел своих воинов на восход. Жирные коровы и мягкие девушки, наливное зерно и сладкий мед, отборные меха и желтое масло есть у червей, обитающих в этих лесистых землях. А у сынов уладов в их бесплодных горах нет ничего. Тощи их нивы и тощ их скот, и зимой приходится выносить новорожденных девочек в снег, ибо не может род прокормить лишние рты. Но зато Светлые Боги открыли уладам секрет дивной бронзы и научили правильному бою. А черви из лесов не могут биться как подобает людям – ровными рядами и на быстрых колесницах. И потому их добро станет добычей тех, кому благоволят Светлые Боги.