Голова сначала болела так сильно, что не помогали никакие лекарства, но в конце концов боль прошла сама по себе. Болели почки, но док сказал, что с ними будет все в порядке.
В общем, несколько дней пришлось помучиться. Ну да это и к лучшему, потому что так надзиратель сразу понял, что пострадавшим был именно Карл, а негра он ударил по яйцам только в целях самообороны.
Покидая изолятор, Карл испытывал огромное удовольствие.
Он-то был уже вполне здоров, а у ниггера яйца по-прежнему оставались распухшими, что вызывало неописуемое веселье у всех обитателей изолятора. В хрен у него была вставлена трубочка, чтобы можно было мочиться (это также давало повод для постоянных насмешек), а при каждом движении он плакал как ребенок.
Так что в итоге все обошлось как нельзя лучше.
Док объявил, что Карл может работать в дорожной бригаде, так что и с этой стороны ему теперь ничто не грозило.
После того как Карл покинул изолятор, он старался не общаться ни с кем из заключенных, кроме Майрона. Он не вступал в разговоры, не говоря уже о том, чтобы ссориться с кем-нибудь – особенно с черными. Карлу ужасно хотелось убить кого-нибудь из них, чтобы отплатить за все, что ниггеры ему сделали за эти годы, но положа руку на сердце овчинка выделки не стоила. Возможно, вид льющейся крови и доставит ему кратковременное удовольствие, но тогда он больше не увидит солнечного света. А Карлу очень хотелось посмотреть, как светит солнце в Мексике, и вкусить все экзотические прелести, которыми славится эта страна.
Но сначала надо выбраться отсюда.
Сегодня в списке появились его с Майроном фамилии. Все произойдет завтра. Он ждал этого дня. Через несколько часов он будет свободным человеком – если все пойдет так, как он запланировал. А ведь многое может пойти наперекосяк. Вот почему Карл так нервничал, что за ужином чуть не подавился.
Однако он все же доел свой ужин, чтобы не привлекать внимания надзирателей.
– Майрон, сегодня, перед тем как ты пойдешь спать, постарайся хорошенько вспомнить наш план.
Майрон отправил в рот очередную порцию кислой капусты.
– Какой план, Карл?
– О Господи! – пробормотал Карл. Этот тип совершенно безнадежен. Сколько раз они уже говорили о побеге – не сосчитать! Если этот идиот его подведет, Карл убьет его голыми руками. – Ладно, не обращай внимания, Майрон, – тяжело вздохнув, сказал Карл. – Просто завтра липни ко мне, как мухи липнут к дерьму, ладно?
– Ладно, Карл.
– Когда я тебе скажу что-то сделать, ты это сделаешь, понял?
– Понял.
– Без всяких разговоров – просто сделаешь, и все, понял?
– Понял.
Сунь свой хрен в мясорубку, Майрон! – Хорошо, Карл.
Вконец расстроенный, Карл напомнил себе, что именно такое слепое подчинение ему и требуется. Он здесь главный. Он умный, проницательный, с приятной внешностью, производящей хорошее впечатление на женщин. В такого рода операции босс может быть только один. Ну и мулы тоже нужны.
Даже хорошо, что Майрон такой тупой и послушный.
Ведь когда Карл велит ему что-то сделать – скажем, перерезать глотку ублюдку-охраннику, – Майрон это сделает.
Судя по тому, что Майрон рассказывал – без каких бы то ни было признаков раскаяния – о своем детстве, в юности он был настоящим маньяком. Прежде чем власти успели его поймать и отправить на психиатрическую экспертизу, он перебил в округе массу домашних зверюшек и мелкой живности. Члены его семьи забросали властей штата петициями, и Майрона освободили из психушки, о чем впоследствии его родственники сожалели до конца своей жизни – который, впрочем, наступил очень скоро.
О том, как он их убивал, Майрон говорил совершенно спокойно:
– Бабушкина голова дернулась, и парик с нее слетел. Он упал прямо в кастрюлю.
Эту часть истории Майрон излагал с особенным удовольствием, поскольку бабушка, завивая парик, имела привычку надевать его на голову Майрону. Вся семья истерически хохотала, глядя на высокого, неуклюжего Майрона в бабушкином парике, завитом розовыми бигудями.
Когда же его отец напивался, то голова Майрона использовалась также в качестве боксерской груши. Один подобный эпизод и послужил, видимо, причиной его умственной отсталости: любящий папаша несколько раз ударил двухлетнего сына головой о батарею центрального отопления.
Стояло лето, и батарея была холодной, но результат все равно оказался плачевным.
С этого дня Майрон постоянно подвергался словесным и физическим оскорблениям. В школе его нещадно третировали хулиганы. Но больше всего над ним издевалась, находя это очень забавным, его собственная семья – папа, мама, сестра и бабушка.
Им всем, однако, стало не до смеха, когда в один прекрасный день Майрон вышел к ужину с дробовиком в одной руке и с топориком в другой.
Он превратил своих родственников в сплошное кровавое месиво. Странно, что при таких обстоятельствах его не признали психически неполноценным и не отправили в психиатрическую больницу. Скорее всего прокурор аргументировал это тем, что если отправить Майрона не в строго охраняемую тюрьму, а в больницу, то какой-нибудь сердобольный врач когда-нибудь объявит его «излечившимся» и выпустит на свободу – прямо к ничего не подозревающей публике. А Майрон убивал не раздумывая. Жуков, животных, людей – кого угодно. Более того, Карл не раз наблюдал, как Майрон часами мучит несчастных созданий, перед тем как их убить.