В троллейбусе было почти пусто и уютно. Покачиваясь на пружинящем кожаном диванчике, Лариса мурлыкала про себя песню про синий троллейбус, путая слова и сбиваясь, потому что думала о маме. Она понимала, что мама просто хочет прожить жизнь заново, хотя бы жизнь дочери, и чтобы в ней было все в порядке, как у всех. И ей стало ужасно жаль маму.
Хорошо, что догадалась соврать про водителя. Как она доберется до аэропорта к шести утра, Лариса пока не думала. Конечно, никто за ней не заедет, с какой стати, невелика птица, чтобы по ее делам машину гонять. Вариантов было три, один другого хуже. Можно вызвать такси, но кроме маминых ста долларов денег у нее не осталось ни копейки. Завтра на работе дадут премию, но Лариса оценит этот жест доброй воли со стороны начальства лишь после приезда. Можно уехать в аэропорт с вечера, но тогда она не успеет собраться, и к тому же она должна хорошо выглядеть, а ночь, проведенную в душном зале ожидания, не спрячешь под макияжем. Значит, придется тащиться в пять утра на улицу Большакова – там ближайшая остановка ночного экспресса «Вокзал – Аэропорт». Господи, как надоело считать копейки, вечно гоняться за халтурой, самой решать кучу мелких проблем, вроде вот этой. Почему ее не могут просто разбудить за часик, посадить в автомобиль, а она бы еще подремала по дороге под тихую музыку…
Лариса вздрогнула от громкого голоса из динамика, объявлявшего ее остановку. Еще не хватало проехать и ковылять обратно по сугробам на каблуках.
Возле ее подъезда стоял темно-зеленый Шкиркин «Фольксваген». Лариса замедлила шаг. Она не ожидала, что обиженный тратами любовник проявит вдруг настойчивость. Видимо, и его под Новый год одолело желание делать добро. Нет, скорее всего, почувствовал, что уплывает из рук то, что он давно считал своим. Пигмалион хренов, делай теперь конспекты из своих лекций по экономике и ведению домашнего хозяйства, складывай впрок для другой дуры, я их больше слушать не намерена. Выращивая в себе необходимую для разговора злость, Лариса решительно направилась в подъезду. «А вдруг он задремал за рулем и не увидит, как я вернулась?» – мелькнула спасительная мысль, а она даже готова не включать пока свет. Глупо, до утра, конечно, в темноте не просидишь, но Лариса очень не любила рвать отношения с людьми, а в отношениях с мужчинами тем более предпочитала не делать резких движений, придерживаясь дешевой житейской мудрости насчет синицы в руках, которую она так яростно отвергала в разговоре с мамой. Но журавли клином не летали над ее головой, может, придется и со Шкиркой… Ну уж нет, хватит! Между шубой и Шкиркой она выбирает шубу! К тому же собираться в темноте неудобно.
Шкирка не спал. Выскочил из автомобиля, потянулся поцеловать, но, не встретив ответного движения, чмокнул где-то возле уха. Невысокий и подвижный, как колобок, он все делал быстро, энергично и очень хозяйственно, даже когда целовал Ларису. «Похоже, я ему нравлюсь в этой шубке», – отметила Лариса его одобрительный взгляд, которым он окинул ее с ног до головы.
– Привет! Наконец-то. У меня тут вот… – Он едва не по пояс влез в багажник и достал оттуда пакеты. – Будут макароны с сыром и котлеты, ты ведь опять сегодня ничего не ела, кроме своих этих…
– Мюслей, – подсказала Лариса. – Нет, сегодня были творог и пицца. Так что я сыта. И я не ем макароны, ты же знаешь.
– Зато я голодный и ем все. Пошли, холодно!
– Саша, извини, сегодня не получится. Мне надо собираться, самолет в шесть утра. Я улетаю на Новый год. В Турцию.
– Ого… – От такой новости обычно красноречивый Шкирка на мгновение онемел. – Это как понимать? А деньги у тебя откуда?
– Да что тебе мои деньги? Премию дали на работе.
Черт, опять не смогла сказать правду, настолько опрокинутым было его лицо, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку и он уже набрал воздуха, чтобы заорать от обиды во все горло.
– Еще мама добавила. Я не думала, что ты простишь меня так быстро, в прошлый раз ты пропал на две недели. Мне не хотелось встречать Новый год одной.
– Понятно. И ты полагаешь, что я поверил?
– Нет. Саш, мне все равно, что ты подумаешь. Я пойду, у меня дел полно.