Егор поднялся, оставил деньги на столике, у него оставались евро еще с прошлой поездки, и пошел вниз по улице к набережной. Стало жарко, он сел на лавочку, и стал смотреть на море. Можно было подойти к самой воде, но он не стал. Отсюда была видна марина: яхты на причале, маленькие кораблики вдалеке. Вокруг бегали дети, чинно прогуливались пожилые пары, везде продавали мороженое и дешевые сувениры. Захотелось пойти в костел. Мысль эта, как всегда, пришла ему в голову спонтанно, вдруг. Егор знал, что где-то невдалеке была русская церковь Святого Александра Невского, куда всегда стремились туристы из России. Нет уж! Туда он, как раз, не собирался. Православие было ему противно, причем противно активно, как-будто русские батюшки что-то лично ему, Егору, сделали. Еще в начале 90-ых он под настроение крестился в католичество, которое опять же было дня него "Францией", чем-то благородным, шикарным, незнакомым, и по-этому привлекательным. Егор остановил прохожего и спросил, как пройти к часовне Chapelle Impériale, о ней было написано в путеводителе, который он взял в отеле. Оказалось, что часовня недалеко, в 15 минутах хода. Он с удовольствием прошелся по тенистой стороне улицы и увидел маленький костел в мавританском стиле, вошел, прикоснулся к ногам статуи Девы Марии, потом поцеловал свои пальцы. Католики так делали, это он давно уже знал. Егор прошел купить свечку. Купил одну и поставил ее за мать. Надо бы было помолиться, но Егор не умел. Он просто уселся на заднюю скамью и достал молитвенник из кармашка на спинке предыдущей скамьи. Тексты молитв были на французском и на латыни. Хотелось послушать службу, но костел был почти пуст, несколько пожилых домохозяек, и пара туристов.
Как обычно, Егора охватила особая тишина храма. Полумрак, запах оплывшего стеарина, мерцание маленьких огоньков, шепот молитв, еле доносящийся до задних скамей. Когда была служба, ощущение было совсем другое: голос священника, произносящего проповедь, хор, звуки
органа. Красиво, торжественно, мощно, зрелищно. Сейчас ничего этого не было.
Егор услышал, как хлопнула массивная входная дверь, и увидел молодую пару. Они были совсем юные, студенты первокурсники или ученики старших классов. Оба в джинсах, майках и шлепанцах на босу-ногу. Они быстренько привычно перекрестились на статую и уселись тоже на заднюю скамью через проход. Усевшись, ребята сразу начали целоваться. «Ну, да, они сюда для этого и пришли. Никто на них не смотрит. Может они и верующие, но без фанатизма, как все французы. К тому же, в католических храмах нет этой мрачной православной серьезности. Не надо стоять. Люди просто садятся на скамейку и отдыхают, думая о чем-то своем. Никто на них не смотрит, не требуют "покрыть голову платком, не называют девушку "бесстыдницей." – Егор любил сравнивать католицизм с православием, подсознательно защищая свой странный выбор, за который его, он это знал, многие осуждали.
Он попытался вспомнить, когда он сам так целовался с девушкой. Очень давно. Когда хотелось это делать, было нельзя из-за… матери? Ну, она же не могла его везде видеть. Да, не могла физически, но он ощущал ее незримое присутствие, она "видела", что он делает, всегда была третьей на его первых свиданиях. Он знал, что мама была бы недовольна любой девушкой. Она любила повторять, что "ему следует хорошо учиться". Один раз, она застала его обнимающим в подъезде, у батареи Ирку, девчонку из класса. Мать прошла мимо, но Егору захотелось сразу же с девушкой распрощаться. Он немедленно вернулся домой, невежливо выпроводив подружку из теплого подъезда на мороз. Как только он зашел в переднюю, мать принялась орать. Егор выслушал, что он "придурок", что "она не будет воспитывать его "выблядка", что "девки все хитрые и им только этого и надо…". В очередной раз Егор узнал, какая он дрянь, мразь и сволочь. В мозгу уже тогда стало закрепляться, что "это нехорошо", что "так дела не делаются". Он знал, что хочет для него мать. Когда придет время, она сама его познакомит с девушкой "из хорошей семьи", чьих родителей они знают. "Хорошая" семья – это был номенклатурный папа, лучше "выездной", большая квартира в сталинском доме, и Волга. Тесть поможет Егору делать карьеру. Он и сам примерно так и рассчитывал поступить, но… он был в том возрасте, когда ждать нужного тестя было невозможно. Желание стать взрослым было слишком сильным.